Секреты балтийского подплава

вместе с Молотовым, а позже: 'Задержавшись по флотским делам, я возвращался в Москву уже один' ('Курсом к победе', с. 118). Я думаю, Кузнецов знал обо всех приказах Молотова, касающихся судьбы Ленинграда и Балтийского флота.

Естественно, что, когда утром 10-го или 11 сентября Сталин в своем кабинете в Кремле сказал Кузнецову, что в Ленинград вместо Ворошилова назначен Жуков, Кузнецов был потрясен.

А когда Сталин, без паузы, предложил Кузнецову написать приказ о подготовке Балтфлота к уничтожению, адмирал Кузнецов, нарком, очутился в ужасном положении...

А когда же были разминированы корабли Балтфлота?

После 23 сентября. Об этом говорит Грищенко ('Соль службы', с. 109), описывая вызов комбрига и трех командиров подводных лодок на Военный совет КБФ.

Значит, в страшные для Балтийского флота дни 21 и 23 сентября 1941 года, в дни 'звёздных налетов' немецких бомбардировщиков на Кронштадт, где все гавани были тесно забиты кораблями и подводными лодками, корабли и лодки стояли под бомбами — изготовленные к взрыву.

Интересная (мягко говоря) картина. В эти дни погибли эсминец 'Стерегущий' и лидер 'Минск', подводная лодка, транспорт. Крейсер 'Киров', линкор 'Октябрьская Революция' и три эсминца были повреждены бомбами, а линкор 'Марат', уничтоженный наполовину, лег на грунт и перестал существовать как корабль (см.: 'Боевая летопись ВМФ...', сс. 149-150). Лишь после таких потерь штаб флота начал (I) рассредоточивать корабли, переводить часть крупных кораблей и подводных лодок в Ленинград (см.: Там же, с. 151).

Я не раз слушал споры старых балтийцев о причине ряда чудовищных взрывов на линкоре 'Марат': невозможно уничтожить линкор одной авиабомбой. Поскольку компания Поникаровского назвала меня 'невеждой' (я не возражаю), я позволю себе задать 'невежественный' вопрос: а не привела ли немецкая бомба в действие отлично подготовленную систему взрыва 'Марата'?

Военный совет КБФ, куда вызвали Грищенко (и где Трибуц отдал приказ разминировать корабли), тоже загадочен.

Дело происходило не ранее 24-го и не позже 26 сентября 41-го года, меж гибелью 'Марата' и сменой командования на бригаде подплава. Размышляя над этими страницами 'сцены у командующего', я спросил: 'Петро Дионисиевич, а что вообще представлял собой Трибуц?' (Адмирал Поникаровский, не зная, чем меня уесть, пишет, что я даже отчества Грищенко не ведаю. Пусть адмирал заглянет в 'Соль службы', с. 4, там сказано, что отец нашего героя подводника звался Дионисий Андреевич. И когда я к Грищенко обращался 'Петро Дионисиевич', ему это нравилось. Видно, надоело ему за всю жизнь чужое его слуху 'Денисыч'.)

Что представлял собой Трибуц? И Грищенко ответил, совершенно равнодушно: 'Убийца...' ( в такой интонации говорят о чужом и неинтересном, вконец спившемся человеке: алкоголик...).

Приказ Трибуца на переход трех подводных лодок в конце сентября 41-го с Балтики на Север через Атлантику — мягко говоря, непонятен.

Грищенко приводит слова Трибуца: 'Я доложил в Ставку Верховного главнокомандования — план в принципе одобрен'. Значит, Трибуц доложил 'кому-то' в Ставку (через голову наркома ВМФ), что он, командующий, хочет передать другому флоту три боевых корабля, и 'кто-то' в Ставке этот план одобрил.

А вот что пишет тогдашний нарком ВМФ Кузнецов ('Курсом к победе', с. 283): '...когда над Ленинградом нависла особая угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом — проливом, связывающим Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на Северный флот. (...) Я доложил Ставке о готовящейся операции (хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И. В. Сталин хмуро выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны...'

Так Сталин спас три лодки (две из них, 'С-8' и 'С-7', погибли позднее), которые 'кем-то' уже обречены были на гибель.

Прорыв в Северное море был невозможен, командиры лодок это знали, и нарком Кузнецов это знал. К утру 24 сентября выход из Финского залива был заперт: весь германский флот (имевшийся на Балтике) стоял там, ожидая прорыва наших кораблей. Обстановка в Зунде была еще тяжелее. За полтора года, после захвата Германией проливной зоны, немцы создали там против английских лодок мощнейшую оборону. А глубины не давали подводникам никакой возможности маневра.

Грищенко пишет о карте в кабинете Трибуца: 'Карта была, как говорят на флоте, 'приподнята' операторами, темный цвет на ней обозначал небольшие глубины; только местами в проливах Большой и Малый Бельт и Зунд есть узенькие белые полоски—глубины больше двадцати метров'.

Много ли это — если высота подводной лодки от киля до верхних ограждений рубки не более 12 метров?

Какие же тактические рекомендации дает Трибуц командирам лодок?

'...Не забудьте, товарищи командиры, что соленость Атлантики почти в три раза больше, чем на Балтике...'

'Последнее замечание комфлота, - пишет Грищенко, - окончательно покорило нас знанием дела до мелочей...'

Хвала это Трибуну? Или злая ирония?

'Комфлот у нас что надо,— услышал я слова Лисина. Так думали мы все' ('Соль службы', сс. 106-109).

Думаю, что слова 'комфлот у нас что надо' Лисин произнес с 'определенной' интонацией.

Меня поражает в 'Соли службы' на с. 105 внезапный 'поворот зрения' Грищенко. Грищенко сильно и впечатляюще описывает четыре взрыва на 'Марате', уничтожение всей носовой части линкора, громадной фок-мачты с надстройками, мостиками и площадками, страшную картину в гавани...

Что заставило Грищенко в тот миг обратить свой бинокль в сторону здания штаба флота?

На балконе Грищенко видит в бинокль одинокую фигуру с обнаженной головой, это командующий флотом вице-адмирал Трибуц.

'Я не знаю,— пишет Грищенко,— что чувствовал он в эти минуты'.

Часть пятая

Адмирал Поникаровский, он же президент фонда юбилея флота, твердит в 'Труде', будто он защищает от меня (!) честь 'всех ветеранов Балтики'. Честью ветеранов он, по старой привычке номенклатуры, лишь прикрывается. Поникаровский защищает пять имен: Травкин, Трибуц, Орёл, Пантелеев и Всеволод Вишневский. Травкин и Вишневский — казённые 'иконы' для казённого почитания. А Пантелеев и Орёл долгие годы до Поникаровского начальствовали в Военно-морской академии.

Недавно вышел в свет 'Морской биографический словарь' под редакцией адмирала И. Касатонова. Грищенко и Матиясевич, герои войны, лучшие подводники Балтики, в словарь не попали: видимо, недостойны. Зато есть в словаре адмирал Поникаровский, с портретом. Правда, автор издания доктор наук профессор В. Д. Доценко говорит в предисловии, что полные адмиралы включены в 'МБС'— 'независимо от заслуг и личного вклада'. Хороший комплимент адмиралам.

В дни моей журналистской юности я хотел встретиться с адмиралом Пантелеевым, чтобы сделать для газеты беседу с ним: меня очень интересовала осень 41-го, десанты в Стрельну и Петергоф... Старшие мои друзья, ветераны-балтийцы, меня строго одернули. Мне сказали, что у Пантелеева с августа 41-го весьма скверная репутация, и лучше не 'пачкаться'.

Что контр-адмирал Пантелеев в сентябре 41-го был снят с должности начальника штаба флота по требованию офицеров штаба и командиров соединений КБФ.

Что в Таллинском переходе Пантелеев, командир отряда прикрытия 2-го и 3-го конвоев (флаг — на лидере 'Минск'), бросил порученные ему конвои и полным ходом ушел в Кронштадт, а затем отрекся от всех своих устных распоряжений, отданных на переходе.

Что история десантов в Петергоф и Стрельну — одно из самых тёмных мест в истории Балтфлота и