Секреты балтийского подплава

своей вины. Друзей, однокашников по училищу Кузнецов оберегал, выдвигал на высокие посты, присваивая им высокие звания (из однокашников Кузнецова наиболее высокий пост занимал Трибуц.— О. С.), хотя порой некоторые из них заслуживали, по меньшей мере, изгнания с флота. Зато с Маринеско он поступил весьма жестоко — уволив в запас в октябре 1945 года без всякой пенсии 'за халатное отношение к службе'. При этом понизил Маринеско в звании на две ступени — до старшего лейтенанта, т. е. трижды наказал за один и тот же проступок. Это неслыханное самоуправство противоречит не только нормам человеческой морали, но и уставному положению, защищающему эти нормы, к сожалению, есть такая категория людей среди военнослужащих всех рангов, когда в ущерб делу они используют свою власть и — рубят с плеча. Для нас, подводников, Александр Иванович (Маринеско.— О. С.) был и остается образцом честности и справедливости, он умел постоять не только за себя. но и за товарища, своего подчиненного. Это был настоящий патриот, боевой, смелый командир, вполне заслуженный Герой' (с. 452).

В низу этой страницы Грищенко сделал, от руки, примечание: о том. что Хрущев поступил с Кузнецовым так же, как Кузнецов поступил с Маринеско...

Неприятели моих публикаций продолжают долдонить: 'ложь, ложь', 'очернительство, очернительство...'.

По-моему, они читать не умеют. Я не буду разбирать 'полемику', которую развели против меня в своей прессе адмиралы известного сорта.

В 42-м году в блокадном Ленинграде Вс. Вишневский на очередном 'флотском параде' призвал подчиненных ему писателей продолжать и развивать традиции Льва Толстого!..—это смешно, сразу видно, что Вишневский в жизни не читал ни 'Войну и Мир', ни 'Севастопольские рассказы', ни 'Рубку леса' ни повесть 'Хаджи-Мурат'.

Граф Лев Николаевич Толстой, боевой офицер, ненавидел начальственное чванство, ложь казённых реляций, всю грязь и неправду войны...

Вновь читаю книгу 'Гриф секретности снят...'. То есть, 'читать' её невозможно, её возможно лишь изучать. В ней более сотни сводных таблиц, и в каждой таблице сотни и тысячи цифр...

Это страшная книга.

Вот лишь один пример. Не раз доводилось мне слышать от летчиков-фронтовиков, что многие летчики в войну 'гробились' сами, без помощи немца. Часто летчик прибывал па фронт, имея лишь 2 самостоятельных вылета,— какой из него боец? Но истинных масштабов этой катастрофы я даже вообразить не мог.

В книге 'Гриф секретности снят...' (сс. 366, 367) бесстрастно указывается, что за время Великой Отечественной войны мы потеряли 88,3 тысячи боевых самолетом, из них в бою погибли 43.1 тысячи.

В комментарии к этой таблице говорится:

'В авиации большая доля потерь — свыше половины -- составляют небоевые потери. Они связаны с обучением летчиков, с сокращением сроков их подготовки, а также недисциплинированностью личного состава, руководителей полетов при выполнении летно-учебных задач. Количество небоевых потерь зависело и от конструктивных, производственных недостатков машин'.

Как и многих, меня потрясла публикация воспоминаний Дуайта Д. Эйзенхауэра (президент США в 1953-1961 годах, он с 1943 года был верховным главнокомандующим войсками союзников в Европе) о его беседе с маршалом Жуковым.

Американский генерал интересовался, как наши войска преодолевали минные поля? — именно минные поля немцев доставили больше всего неприятностей наступавшим войскам союзников. Жуков отвечал: очень просто, гнали пехоту на минное поле, 'как будто его там не было'. Потери, прибавил утешительно маршал Жуков, не превышали потерь от пулеметного огня.

Эйзенхауэр назвал это 'Русским методом наступления через минные поля', и заметил, что не знает, что стало бы с американским или британским командующим, который захотел бы применить такой метод (см.: 'Неизвестное лицо маршала Жукова'.— 'Столица', 1992, №24 (82), с.10).

Бедные, бедные наши солдатушки-ребятушки...

В книге 'Гриф секретности снят...', (с. 301), о потерях личного состава Балтийского флота говорится следующее. Убито и умерло на этапах санитарной эвакуации — 3001 офицер, 4038 старшин и сержантов, 12 797 матросов и солдат. Пропало без вести, попало в плен — 3528 офицеров, 4920 старшин и сержантов, 24 261 человек рядового состава. Небоевые потери — 323 офицера, 624 человека старшинского состава и 2398 рядовых.

Всего — 55 890 человек, или 57,2 процента личного состава флота.

Раненых, контуженных, обожженных, заболевших — 35 702 человека, или 36.5 процента личного состава.

Цифры эти не 'разнесены' по годам войны, из таблицы не явствует, сколько погибло на суше и сколько на море, на кораблях каких классов... и уж тем более не узнать из таблиц, сколько нашего народу полегло вследствие бездарности или 'высших соображений' начальства.

В июле 96-го года, в День флота, премьер-министр и министр обороны России говорили над волнами Невы речи.

В нашей державе чиновники такого ранга речей себе не пишут (зато у них всегда есть оправдание: 'это мне подсунули'). И чья-то заботливая рука вставила в обе речи имя Трибуца.

Так премьер-министр и министр обороны призвали всю Россию гордиться Трибуцем, учиться у Трибуца, продолжать традиции Трибуца.

Чему прикажете учиться у командующего, который еще в мирном 1940 году привел Балтфлот к 'полнейшему провалу по оперативно-тактической и боевой подготовке'? Что же до прочих его подвигов... Московский писатель Юрий Стрехнин (фронтовик, в чьем послужном списке Курская дуга и взятие Вены) рассказал мне, что видел в архиве ЦК КПСС любопытный документ.

История документа такова. В 47-м году, когда Н. Г. Кузнецова сняли с должности главкома ВМФ и отдали (по несправедливому, как мы сейчас знаем, обвинению) под суд, 'кто-то' рекомендовал на должность главкома — Трибуца.

Такие вопросы решались в Политбюро, и значит, я прав в моих предположениях, что Трибуц имел покровителей 'на самом верху'.

Но кто-то другой, видимо, не хотел назначения Трибуца на пост главнокомандующего Военно- морским флотом Советского Союза. Кому-то в ЦК ВКП(б) велели 'подработать справочку' по Трибуцу.

И в недрах ЦК ВКП(б) 'подработали справочку' — сплошной компромат.

'Справочка' поступила в Политбюро: и песенка Трибуца была спета. Его не только не повысили, его сняли с Балтфлота, назначили заместителем главнокомандующего Дальнего Востока по ВМФ, а в 48-м году сделали заведующим кафедрой в Академии Генштаба. Командных должностей Трибуц больше не занимал.

Вот потому я и говорю нашим адмиралам:

если они безобразничали, то зря хорохорятся. Каждая люстра, уворованная адмиралом Пупкиным, зафиксирована, и бумаги эти лежат 'где надо', ждут своего часа...

Юрий Стрехнин рассказал мне содержание справки. Меня не слишком заинтересовало, что Трибуц исключался из партии, имел ряд партийных взысканий — за сокрытие своего происхождения, за систематическое пьянство (а адмиралы наши этот грех злобно приписывают Маринеско) .

Но меня 'зацепил' один факт. В дни кровавой, жестокой обороны Таллина в 41-м году Трибуц был озабочен важной, истинно боевой операцией: из осажденного врагом Таллина он отправил морем в Ленинград (конечно, под хорошей охраной), а оттуда по железной дороге на Урал, где жила у эвакуации его семья, 5 (пять) роялей.

Даже если семья Трибуца с утра до ночи играла на роялях — всё равно, многовато.

Легко предположить, что это были очень дорогие, европейские концертные рояли. Значит, Трибуц занимался грабежом в буржуазных домах Прибалтики и вывозил рояли в глубокий тыл с целью личного обогащения (а ведь товарищ Сталин разрешил 'брать трофеи' только в 45-м году).