– Огастес, тебе пора стричься, – сказал он. – Ты можешь сделать это сегодня днем.
Гасси сразу же забыл, о чем они договорились в спальне.
– Постричься! Постричься! Постричься! – почти закричал он. – Все говорят о стрижке. Я неделю назад стригся в Стамбуле.
Мейбл в это время раскладывала кусочки рыбного пирога по тарелкам и стояла спиной к столу, но даже так она почувствовала, что нужно срочно отвлечь Сесила, пока он не вышел из себя.
– Не волнуйся, дорогой, – сказала она Сесилу. – Я прослежу, чтобы Гасси сходил в парикмахерскую. – Потом, пока Гасси не успел еще ничего сказать, она добавила:
– Мальчики, вы не поможете мне расставить тарелки?
Франческо видел, как Гасси хочется продолжить спор, поэтому, когда он ставил тарелку с рыбным пирогом перед дядей, он спросил:
– А сколько в Англии стоит стрижка?
– Довольно дорого, – ответил Сесил. – Наверно, пенсов двадцать пять. Теперь все стоит слишком дорого.
Это заставило Гасси замолчать. Двадцать пять пенсов —это побольше, чем те десять. Только бы тетя не пошла с ними, тогда они найдут способ сохранить деньги.
Они проголодались и каким-то образом умудрились съесть весь рыбный пирог, хотя всем им – привыкшим к сезонным блюдам – он был просто противен. После рыбного пирога тетя Мейбл подала то, что она сама называла летний пудинг. Он готовился из хлеба и черной смородины, и хотя, как позже убедились дети, этот пудинг был невкусным, он помог забить вкус пирога. После обеда Сесил залез рукой в карман, достал деньги и протянул их Франческо.
– Здесь двадцать пять пенсов, но постричься можно и за двадцать, и тогда принесите мне сдачу. Смотрите, чтобы стрижка была действительно короткой, а то сейчас Огастес похож скорее на девочку, а я денег не печатаю, чтобы раз в неделю тратить их на парикмахерскую.
К счастью, Мейбл и не собиралась идти с детьми в парикмахерскую. Она объяснила им дорогу и потом обратила свое взволнованное мышиное лицо к Франческо.
– Я доверяю тебе, дорогой. Проследи, чтобы Гасси постригся коротко. Вы же не хотите огорчить дядю?
Гасси еле дождался, пока они остались одни:
– А я хочу огорчить дядю. Я не буду стричься! Кристоферу нравилась моя прическа, и Ольге нравилась, и, мне кажется, Жардеку с Бабкой тоже – по крайней мере, они никогда ничего не говорили по этому поводу. Если кто-то попытается постричь меня, я убегу.
Франческо и Анна знали, что, когда Гасси злился, он говорил все громче и громче, пока не переходил на крик.
– Ты же знаешь, что мы не можем пойти в парикмахерскую, – сказал Франческо. – Эти двадцать пять пенсов пойдут на туфельки Анне.
– А что скажет дядя? – потребовал ответа Гасси.
– Этого я не знаю, – признал Франческо. – Но мы все расскажем Уолли, и он что-нибудь придумает.
Глава 10
МАМА УОЛЛИ
Уолли уже сидел и ждал их, когда ребята пришли. На сей раз мальчик был без велосипеда. Он был так рад их видеть, что вскочил и бросился им навстречу.
– Вот вы где! Ну, пошли к лотку моей мамы. Я рассказал ей, как Анна потеряла свои туфельки при землетрясении, и она очень заинтересовалась. Она сказала, что читала про вас в газете, что ваши родители погибли и все такое. Мама хотела помочь вам купить туфельки. Расскажите мне про землетрясение.
Франческо не хотел волновать Гасси и Анну, поэтому он сказал:
– Я тебе потом как-нибудь расскажу, а сейчас нам надо придумать, как постричь Гасси, не тратя на это денег.
– Понимаешь, – объяснила Анна, – дядя Сесил дал нам двадцать пять пенсов на стрижку, но нам нужны деньги на туфельки.
Гасси схватил Уолли за рукав.
– Я не хочу стричься. Мне и так нравятся мои волосы. И вообще, мне не нравится дядя и я не собираюсь угождать ему.
Уолли не знал, как отнесется его мама ко всей этой истории со стрижкой. Она может решить, что использовать деньги на другие цели нехорошо. Поэтому он просто ответил:
– Мы спросим маму. Она что-нибудь придумает.
Мама Уолли ждала их за лотком. Ее звали миссис Уолл. Детям она сразу понравилась. У нее, как и Уолли, были рыжие волосы, и, хотя она и не была старой, ее полная фигура напоминала о доброте и уюте. После Бабки они еще не встречали ни одного такого человека, и сейчас особенно остро осознали свою потерю.
– Вот они, – гордо объявил Уолли, как если бы он представлял трех телезвезд.
Мама Уолли увидела бледные лица с темными кругами под глазами, и ей стало очень жалко детей. Она приблизила к себе Анну и крепко обняла ее.
– Так это ты хочешь учиться танцевать?
