– Мы уедем, Мейбл. Мы запрем дом.
– Мы не можем так поступить, дорогой, – сказала Мейбл. —То есть я хочу сказать, что это наш дом, куда нам ехать?
– Я отправлю в Стамбул телеграмму. Напишу, что ты больна, это очень заразно, и мы даже увидеться с детьми не можем.
– Но, – возмутилась Мейбл, – все ведь знают, что я не больна. Меня каждый день видят в магазине.
– Мне нужно поговорить с моим адвокатом. Уверен, что нет таких законов, по которым я обязан брать в дом детей своего брата, особенно когда этот брат – вор.
Мейбл подыскивала аргумент, который бы его остановил.
– Разве это не будет выглядеть очень плохо, если люди узнают, что мы отказались принять их?
– Да как об этом могут узнать? Дети в Турции. Я думаю, в Турции есть сиротские дома.
– Но не для детей-англичан, дорогой.
Сесил взглянул на письмо.
– Они только наполовину англичане, их мать была полькой. Почему бы им не отправиться к своим польским родственникам?
– Может, у них нет родственников в Польше, – сказала Мейбл. – Я вообще не понимаю, как ты можешь такое предлагать. Не покажется ли это странным сэру Уильяму?
В конце концов, хотя и крайне неохотно, Сесил временно признал свое поражение. Он не мог просто взять и написать сэру Уильяму: «Нет. Я детей не приму».
– Остается только надеяться, что у них есть какие-нибудь деньги, – сказал он. – Тогда бы мы могли отправить их в школу-интернат; в газетах писали, что его картины хорошо продавались.
– Да, дорогой, это так, – сказала Мейбл, благодарная судьбе, что хоть с чем-то она могла согласиться, хотя в душе была категорически против интерната.
Потом Сесил придумал себе новый повод для недовольства.
– Если бы у нас был дом поменьше, без свободных спален, мы бы не смогли принять детей. Ты в этом виновата, Мейбл, тебе нужна была эта кухня.
Мейбл привыкла к незаслуженным обвинениям и не удивилась, узнав, что Данроамин Сесил купил из-за нее. На самом же деле первое, что она узнала об этой покупке, были слова Сесила: «Я купил дом».
Поэтому она переменила тему.
– Что мы будем делать, если сэр Уильям захочет здесь переночевать?
– Боже мой, да это просто невозможно! В письме он пишет о двух мальчиках и одной девочке. Это уже две комнаты; в любом случае я не позволю ни этому сэру Уильяму, ни какому-нибудь другому проныре переступить порог моего дома. Если я и должен приютить детей своего брата, то я сделаю все по-своему. Я полечу в Стамбул и заберу детей. Ты только представь, он пишет: «Время прибытия сообщу позже»! Кем он себя возомнил? Если кто и будет сообщать время прибытия, так это я.
Пока велись споры в Данроамине, дети поближе узнали сэра Уильяма, которого они звали с'Уильям, потому что никогда раньше не встречали «сэров» и никогда не видели, как это пишется. И чем больше они его узнавали, тем больше он им нравился. Он был таким рассудительным и спокойным. Ему не надо было говорить, что после землетрясения им хочется есть, он сам купил каждому то, что они больше любят: Анне – бутерброд с вареными яйцами и оливками, Гасси – фрукты и шипучий лимонад. Сэр Уильям, конечно, не говорил, что черный кофе и мороженое – самые питательные десерты для детей, но если Франческо их любит, то почему нет? Он ввел только одно правило, касающееся еды.
– Ребята, вы можете есть что хотите, но в данный момент вы, видимо, не очень-то голодные, поэтому советую взять что-нибудь с собой. В конце концов, вы же можете и посреди ночи проголодаться. Поверьте мне, тогда пара-тройка булочек будет очень кстати.
После одного такого ночного ужина из инжира, булочек и шоколадок Гасси сказал Франческо:
– Я считаю, что это хорошая идея – есть в постели. Вообще надо есть только тогда, когда хочется. Я так и буду делать у дяди.
– Дядя, как англичанин, ест только в строго определенное время. Так говорит с'Уильям, – ответил Франческо.
– Надо будет объяснить ему, что наш подход проще, – сказал Гасси. – Не надо столько готовить и накрывать на стол.
У Франческо уже закрывались глаза – булочки ночью часто действуют усыпляюще.
– С'Уильям думает, что у дяди нам будет хорошо. Он говорил, что так обычно бывает. Поэтому дядя, может, и одобрит нашу идею с едой.
Сэр Уильям, которого трудно было удивить, был просто поражен пришедшей телеграммой. Не так-то просто человеку, живущему в доме под названием Данроамин, без всякого предупреждения вдруг взять и сорваться в Стамбул. Кроме того, сэр Уильям совершенно не был рад перспективе лететь домой с каким-то незнакомцем, поэтому он сразу купил четыре билета на самолет до Лондона и отправил телеграмму с номером рейса и временем прибытия. Потом он пошел за детьми.
– Ребята, пора собираться. Через два часа мы вылетаем в Лондон, – он протянул Франческо конверт. – Думаю, вам это не понадобится, но на всякий случай вот вам мой адрес. Я не сомневаюсь, что ваш дядя Сесил просто замечательный, но иногда и лишняя помощь может пригодиться. Не переживайте, если сразу не получите ответа, потому что я целые месяцы провожу в путешествиях. Я и сейчас в Лондон только на день, утром я уеду на Аляску. И еще. У меня картина вашего отца. Может быть, найдутся и другие, но пока, судя по всему, это все, что у вас есть, поэтому на вашем месте я пока не стал бы об этом никому рассказывать. В таком деле нужно быть осторожнее, в мире полно настоящих волков.
