никогда.
Подобрав развешанную на ветвях одежду и осторожно засунув расцарапанные опухшие ноги в калоши, Матрена, сгорбившись, поплелась на хутор. Чувствовала себя униженной и преданной, обреченным на выброс износившимся платьем.
Подойдя к избе, с нескрываемой неприязнью посмотрела на старые, покосившиеся бревенчатые стены, от которых исходил дух предательства и смерти – точно такой же, каким его запомнила Матрена семнадцатилетней девкой, однажды приехавшей на хутор весенним вечером с красавцем-офицером.
Всю дорогу он поил ее игристым вином и кормил шоколадом, пел под гитару романсы, рассказывая про ужасы германской войны, на которой без счета морят людей «мертвым воздухом». Тогда пышущая здоровьем, крепкотелая девка пропускала слова о смерти мимо ушей. Она, с удовольствием уплетая неведомый доселе шоколад, прямо из горлышка запивая его шампанским, ударяющим в нос веселыми пузырьками, мечтала выйти замуж за благородного господина. Впрочем, она была согласна просто отдаться ему, даже не за подарки или за иную мзду, а просто так. Лишь бы все сложилось иначе, чем у соседских девок. Чтобы ее первым мужчиной стал не деревенский увалень-простофиля, а человек «голубых кровей»…
Так и осталась Матрена жить на хуторе. В тот же вечер, вместо желанных ласк, поручил ей молодой красавец позаботиться о матери солдата, спасшего ему жизнь. Денег дал много, красивыми шелковистыми ассигнациями с портретами государей-императоров. И жениться обещал, только немного погодя. От грешной любви наотрез отказался, сказав, что у них все должно по чести статься – со сватовством, венчанием и богатой свадебкой. Только после! Сказал и уехал обратно в город – как тогда казалось Матрене, богатый и справный Богоявленск.
Целый год прождала молодого офицера, мечтая о своем бабьем счастье. Ждала до тех пор, пока мечущаяся в предсмертном томлении старуха не передала ей свое трижды проклятое наследство, наградив ее темным даром ведовства и тайным демоническим именем. С той поры Матрена прознала о том, о чем даже не слышала, стала желанной каждому мужчине, да только они опостылели для ее сердца.
Все в ее судьбе складывалось как нельзя лучше: жила Матрена Емельяновна в разных городах, больших и маленьких, тяжело не работала, но никогда не нуждалась. Окруженная мужским вниманием и ласками, была в достатке, высоко держала голову, легко расправляясь с редкими соперницами и недоброжелателями. Тогда ей казалось, что франтоватый офицерик действительно подарил ей блаженство, которое не может дать ни один мужчина на земле, и с чем наверняка не сравнится блаженство на небе.
Счастье было опьяняюще долгим. Но, лишь только Матрена перестала по-бабьи цвести, удача оставила ее, а взамен окрыляющей легкой радости пришла гнетущая злость и усталость. Прежде желанную, теперь ее не замечали. Ей, привыкшей получать даром, потребовалось бороться за свое место в неудержимо меняющимся вокруг нее мире. Прежняя жизнь исчезала, словно тень пасмурным днем. Только тогда открылся ей смысл поговорки: «старая ведьма и черту не мила, и даже в аду не красна»…
Однажды, в порыве отчаяния, Матрена Емельяновна упаковала вещи и вернулась в родной Немиров, надеясь вновь обрести безнадежно утраченное. На старом, вросшем в землю хуторе она с ужасом поняла, что все эти годы прожила в двух мирах, подобно таинственной колдовской формуле, соединяющей полюса бытия «здесь и там». И что проклятая земля позвала ее обратно, чтобы она «наградила созревшим семенем» новую молодую дуреху…
До Матрены Емельяновны доносились городские сплетни о том, что она «лесная ведьма», прожившая на хуторе больше века. Другие слухи – красивая легенда о таинственных сестрах красногвардейских героев, которым дал «отступную» на все времена сам нарком Луначарский.
Жители Немирова все так же изредка встречали древнюю ворчливую старуху, к которой время от времени неизвестно откуда приезжали дети и внуки, приходили за снадобьями страждущие, отчаявшиеся за надеждой. Брошенные жены, потерявшие мужскую силу мужья, неудачливые чиновники, проворовавшиеся бухгалтеры… Ее хутор видел много гнева и слез, но чем больше проникали в него чужие страдания и надежды, тем больше вырывалось в мир зла, предательства и смерти. За прежние годы наслаждений надо расплачиваться. И она усердно платила, уже ничего не ожидая взамен.
Несмотря на отчаянные просьбы матери не ходить в школу до окончания майских праздников, Иван не усидел дома, решив, что намного больше пользы станет от разговора «по душам» с подставившим его Балабановым, чем от бесцельного ожидания итогов следственной экспертизы.
Он шел по улице, впервые не ощущая в себе восторга весны. Пытался взбодриться, развеять гнетущую тоску прежними воспоминаниями. Каждый год, как только апрель подходил к концу, для Ивана наступали самые счастливые мгновенья, когда мир заполняло солнечное ожидание чуда. В такие дни хотелось сочинять стихи и читать трогательные новеллы Гофмана о феях, чудесных лесах и волшебных превращениях романтических героев. Сейчас от тех детских грез становилось неловко и стыдно. Гадко было оттого, что с ним могло произойти подобное. Соглашаясь идти на кладбище за наркотой, будто предал свои мечты, а в произошедшем ночном убийстве скрывалась и его вина…
Войдя в класс, Иван почувствовал окружившую его ауру страха и ненависти. Привычный классный гомон мгновенно затих, и десятки глаз уставились на того, кого школьная молва уже именовала «насильником и убийцей». Иван молча прошел до парты и, не поднимая глаз, сел на свое место.
Через пару минут гробовой тишины в кабинет вошли директор школы, классная руководительница и сестра погибшей Лены Затеевой, Ирина. Максим Константинович в дорогой черной шелковой сорочке с блестками оглядел учеников:
– Сегодня занятий у вас не будет. Мы проведем урок скорби. Чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить прекрасного человека, вашу школьную подругу Лену Затееву, чья молодая и прекрасная жизнь оборвалась по злой прихоти одного из подонков… – Директор многозначительно посмотрел на Ивана. – Почтим ее светлую память минутой молчания…
Не отрывая глаз от понурого одноклассника Храмова, десятиклассники поднялись из-за парт.
Директор затянул паузу как можно дольше, затем резким кивком разрешил всем сесть.
– Сегодня все, кому память о Лене дорога, могут рассказать о ней самое дорогое и сокровенное, – Максим Константинович сглотнул подступившую к горлу слюну, – чтобы мы навсегда смогли такой ее запомнить.
– Она была прекрасной ученицей, светлой, жизнерадостной, искрометной умницей… – сразу после директора взяла слово Коптелова. – Леночка собиралась стать филологом. Как я… – Идея Устиновна смахнула с глаз слезы. – И не судьба распорядилась иначе, а черное сердце и гнилое нутро ее одноклассника. Подумайте, ребята, кто такой Храмов на самом деле? Выскочка, который убил вашу одноклассницу только затем, чтобы самоутвердиться, вознести себя над вами, упиваясь своей избранностью…
