как животное было выбрано, прямо на месте его обретения сооружалось временное жилище, достаточно большое, чтобы вместить его и его мать до тех пор, пока он не переставал сосать молоко. Затем его перевозили в Мемфис, с сорокадневной стоянкой в Нилополе, расположенном перед этим столичным городом. В течение этого периода женщины могли приближаться к нему, но лишь для того, чтобы поднять свои юбки и продемонстрировать Апису свои половые органы, дабы тем самым обеспечить себе плодовитость. В конце концов в ночь полнолуния бык оказывался в своей постоянной резиденции к югу от храма Птаха в Мемфисе. У Аписа были свои служители и целый гарем коров. Однако в этом последнем пункте традиции противоречат друг другу. По-видимому, ни у одного Аписа, за одним-единственным исключением, не было прямых потомков.{824} Это покажется странным, если он действительно, как сообщает Диодор, был окружен огромным гаремом. Другая традиция{825} предлагает вероятное объяснение этого: согласно ей, для Аписа раз в год выбирали одну корову, которую потом убивали, чтобы избежать появления потомства.{826} У реального отпрыска Аписа могло не оказаться признаков этого божества, и такой возможности следовало, конечно, избежать. Было предпочтительно считать, что Апис, сын Птаха, появляется на свет от матери, которую оплодотворил бог в обличье небесного огня.{827}
Нам ничего не известно о ежедневном ритуале служения этому богу, однако мы знаем, что в самые древние времена{828} царь и бык были тесно связаны в определенных церемониях. Например, они принимали участие в беге — фактически в обряде плодородия, который состоял в том, что они утаптывали участок обрабатываемой земли. Затем этот обряд был включен в ряд юбилейных праздников, предназначенных для обновления царской власти[25].{829} Еще позднее Апис стал быком, который вез расчлененные куски тела Осириса, как предполагалось, к месту их погребения. Как бы то ни было, популярность его была огромна. Он разделял с быком Бухисом способность к прорицанию: некоторые черты его поведения воспринимались как знаки, и это давало повод к многочисленным интерпретациям. Иероглифические тексты не оставили нам никаких свидетельств об оракулах Аписа,{830} однако античные авторы дают ясные сообщения о некоторых знаменитых «консультациях». Плиний, например, сообщал, что предсказание быка из Мемфиса было благоприятным или неблагоприятным в зависимости от того, принимало ли животное пищу от того, кто давал ее, или отказывалось. Часто цитируемый пример — это предсказание о смерти Германика, приношение которого Апис не принял. Предсказание о смерти философа Евдокса было облечено в несколько иную форму: здесь Апис, чтобы сообщить свое пророчество, облизал его одежду. Таким образом, способы его ответа вопрошающим были разными. Так, он мог объявлять о том, что было хорошо или плохо для страны, выбирая, в какое именно стойло зайти.{831}
Свой культ был и у матери быка Аписа. При жизни у нее было свое место в храме Птаха. После кончины ее хоронили в Саккаре, как и самого Аписа[26]: погребальные обряды для нее были сравнимы с теми, что применялись к самому Апису.{832} Согласно различным источникам, мать Аписа могла и не жить в Мемфисе вплоть до момента своей кончины, хотя точно известно, что ее хоронили в некрополе этого города, в одном из помещений галереи матерей Аписов. Почему ее нужно было удалять от того места, где проживал ее сын? Одно из предложенных объяснений сводится к следующему: если Апис умирал раньше, чем его мать, то ей приходилось уступить свое место матери его наследника, поскольку у одного Аписа не могло быть две матери сразу.
Погребальным обрядам священного быка придавали огромную важность. Можно было бы нарисовать достаточно точную картину его погребения, не забывая при этом, что установленные (или предполагаемые) факты относятся к позднему времени. Мы не знаем, в какой мере эта информация отражает ситуацию в более ранние периоды. Самые древние из обнаруженных погребений Аписов датируются Новым царством. С этого момента церемонии постоянно продолжали развиваться, заимствуя многие черты погребальных обрядов людей. Так, бальзамирование Аписов могло быть введено в эпоху XXVI династии — именно в этот момент на смену деревянным гробам пришли гранитные саркофаги, которые и сегодня еще можно видеть в галереях Серапеума. Удивляет отсутствие письменных свидетельств о культе живого Аписа, а также о погребениях в более ранние периоды, хотя этот культ был, как уже сказано выше, очень древним. Чтобы объяснить, почему древние погребения не оставили никаких следов, предполагали даже, что в материальном смысле их и не существовало: царь поедал быка, чтобы присвоить себе его жизненные силы. Гипотеза основывалась на очень древнем тексте, сохранившемся на стенах пирамид и известном под названием «каннибальского гимна». Здесь фактически описывается, как фараон забирает себе силу богов, съедая отдельные части их тел. Наиболее древние погребения Серапеума — до появления обычая бальзамирования — представляют собой всего лишь беспорядочные кучи костей. Предполагалось, что в этих случаях речь может идти об остатках ритуальной царской трапезы, описанной в древнем тексте.{833} Если справедливость этого предположения и невозможно доказать, оно, по крайней мере, дает простор для фантазии.
С того момента, когда был введен обряд мумификации, мы уже находимся на более твердой почве. Когда животное умирало, его переносили в помещение, где совершалась эта процедура. Сегодня на руинах Мемфиса можно увидеть развалины этого сооружения, где сохранился огромный стол для бальзамирования из резного алебастра, украшенного по бокам изображением погребального ложа с головой льва. На этом столе животное обескровливали; кровь собирали с помощью отводного желобка на одном из торцов стола. Как уже было сказано, техника бальзамирования была той же, что и у людей. Внутренности вынимали и клали в сосуды — вазы-канопы. Потом тело засыпали сухим натром на несколько недель. Высушенное тело заворачивали в повязки. Операция должна была продолжаться около семидесяти дней, то есть в течение периода, соответствующего невидимости Сириуса на небосводе.{834} С того момента, как служители бога узнавали о его кончине, они надевали траур. Они были обязаны участвовать в погребальных бдениях и соблюдать полный пост в течение четырех дней, а потом — частичный пост вплоть до конца процедуры бальзамирования.{835} У нас есть некоторая дополнительная информация об участниках этой церемонии благодаря стелам, которые царь или жрецы Птаха приказывали ставить в подземельях Серапеума. Все, кто так или иначе принимал участие в погребении Аписа, получали возмещение за свои труды. Эти документы до некоторой степени освещают отношения, которые объединяли служителей божества и его бренные останки.{836} Приверженцы культа имелись даже в царской семье. Так, после кончины Аписа будущий фараон Псамметих III заявляет: «Я — истинный слуга и любимец бога великого. Я принял траур после его кончины, я лишил себя воды и хлеба, пока не прошли четыре дня. Я был обнажен и трепетал на своем сиденье… Никакая пища не входила в мое чрево за исключением хлеба, воды и овощей, пока не завершились семьдесят дней, пока великий бог не вышел из мастерской бальзамировщика и не занял свою великую гробницу в некрополе в западной пустыне Мемфиса».{837} Когда бальзамирование заканчивалось, кортеж плакальщиков и скорбящих, перед которым шел военный отряд, вез бога в Сень Очищения, где он получал погребальные приношения. Затем мумию доставляли в некрополь на вершине скалы на четырехколесной повозке, снабженной балдахином.{838} В балдахине было сделано отверстие, через которое была видна голова мумии. Процессия подходила к Серапеуму, где происходил ритуал «отверзания уст», тот же самый, что совершался и в отношении мумии людей или, как мы уже видели, с некоторыми изображениями богов в храме. Трудно сказать, разворачивались ли эти заключительные церемонии в том самом святилище Аписа-Осириса под открытым небом, которое отмечает вход в катакомбы. Священный танец, который исполнял карлик, определенно совершался перед входом в галереи.{839} Смысл этого обряда нам неясен. Известно, что для египтян карлик был символом зародышевой формы солнца во время «беременности», когда оно готово вот-вот родиться снова.{840} Очевидно, считалось, что этот танец как-то связан с обрядами возрождения, которые шли на пользу каждому умершему. Такие карлики-танцоры были профессионалами. Один из них, карлик Теос, участвовавший в погребении Аписа, счел этот эпизод из своей жизни настолько важным, что велел запечатлеть на своем саркофаге рассказ о выступлении.
Наконец мумию клали в гранитный саркофаг внушительных размеров: более четырех метров в длину,
