это будет похоже на жизнь в пластмассовом улье. Одна мыль об этом вызывала жжение в горле и головную боль. Данло охотно повернул бы свой корабль обратно к звездам, но между ним и космодромом на верхнем уровне города осталось уже не более тысячи футов. “Снежная сова” опустилась на один из секторов поля легко, как бабочка на цветок, и поворачивать стало поздно.
У второй дорожки Данло, согласно договоренности, встречал человек по имени Изас Лель Абраксас. Данло вышел из кабины на серую поверхность космодрома – это действительно был какой-то транскериновый пластик. Воздух, несмотря на легкий дождик, оставался теплым, как кровяной чай. Пахло здесь неприятно – пластмассой, альдегидами, озоном, а еще плесенью и какой-то другой органикой, которую Данло не мог распознать. Вместо ожидаемого грохота, ракетного пламени, взлетов и посадок вокруг стояла странная тишина. Можно было пoдумать, что деятельность космодрома приостановили в честь прибытия Данло.
– Че дай со, Данло ви Соли Рингесс! – послышался чей-то голос. В ста футах от Данло рядом с транспортным роботом на колесах стоял худощавый лысый человек. Одна из рук робота держала над ним красный пластиковый зонтик, защищая его от дождя. Человек поклонился Данло и добавил: – Чей дай сова Ивиюнир йи Алюмии Врараи.
Это, в общем, не нуждалось в переводе, но Эде добросовестно повторил приветствие на языке Цивилизованных Миров.
Данло, держа образник в левой руке, зашагал по мокрому покрытию к незнакомцу. На расстоянии, дающем возможность различить радужки его глаз, Данло остановился, отвесил формальный поклон и представился:
– Данло ви Соли Рингесс. А вы, полагаю, Изас Лель Абраксас?
Человек подтвердил, что это действительно он, но без особого энтузиазма, как будто не был уверен, что его зовут именно так. Его голубые глаза с некрасивыми рыжими вкраплениями смотрели как-то странно, отрешенно – Данло с трудом выдерживал их взгляд. Изас Лель, впрочем, смотрел не на него, а на образник. Когда он выразил сожаление по поводу дурной погоды и Эде перевел его слова, он очень удивился и даже, видимо, был шокирован тем, что образ Николоса Дару Эде запрограммирован на столь низкую, служебную функцию.
Он знает, кто такой Эде, подумал Данло. Он уже видел такие компьютеры.
Затем глаза Изаса Леля умерли для этого мира, и Данло догадался, что он контактирует со своим головным убором.
Голова у него, как у всех нараинов, была гладкая, точно яйцо, и он, как все нараины высшего класса, носил на ней блестящую кибершапочку, намертво припаянную к черепу.
– Акаваи нуи харима? – спросил Изас Лель. – Не пройти ли нам внутрь? Нехорошо так долго оставаться под открытым небом.
Он сел на единственное сиденье своего робота, прикрытое сверху ярко-голубым козырьком. Зонтик, в котором больше не было надобности, робот сложил и спрятал. Как будто только сейчас заметив, что гость терпеливо ждет под дождем, Изас Лель пригласил его сесть рядом с собой. Данло питал глубокое недоверие к роботам всякого рода, но тем не менее сел. Изас Лель с легкой улыбкой сказал роботу “вато”, и тот покатился по мокрому пластику.
Дождь барабанил по козырьку, и пластмассовые колеса робота шуршали по тихому космодрому. Вскоре они подъехали к зданию или, вернее, к закрытой части города у периметра летного поля. За этой серой стеной находились, должно быть, помещения для обслуживания судов внутрипланетного и космического сообщения. Данло полагал, что там работают технари, программисты и прочий персонал по приему и отправке летательных аппаратов.
Он осознал, что ему недостает звуков и картин человеческой деятельности. Ему не терпелось поскорее выбраться с этого пустого поля, хотя встающий впереди бездушный город пугал его не меньше, чем ребенка – темная дыра тигриного логова.
Данло долгим, тоскливым взглядом смотрел на туманные загородные холмы, на красивый, пестрящий пурпуром и зеленью экзотический лес. Затем дверь в стене – очевидно, по беззвучному сигналу их робота, – скользнула вбок, и они въехали в город Ивиюнир.
– Сейчас мы проследуем на другой уровень, – сказал Изас Лель. – Другие ждут нас.
– Другие?
– Да. Трансценденталы. И… другие. Потерпите немного, и вы сами увидите.
Чего бы ни ожидал Данло от этого крытого города, реальность оказалась еще хуже, чем он опасался. Робот вез их по бесконечным пустым коридорам, поворачивая то вправо, то влево согласно своей программе. Естественный свет не проникал сюда. Стены, хотя и не тускло-зеленые, как снаружи, отличались не менее унылыми красками. Местами по ним, как плесень по хлебу, расползался голубоватый грибок. В сыром мертвом воздухе едко пахло серой и прочими химикалиями.
Где– то внизу, в недрах этого города, проживало около двадцати миллионов человек. Данло казалось, что эхо их голосов доносится к нему сквозь пластиковый пол. Он не понимал, зачем люди селятся в таких структурах -разве что ради безопасности. Ивиюнир, как и другие известные Данло аркологии, прочностью и надежностью не уступал замковым мирам Астарета.
Построенный из композиционных пластиков, он мог выдержать и водородный взрыв, и радиацию далеких сверхновых.
Последнее для людей, живущих в центре Экстра, должно было иметь решающее значение.
Робот наконец подъехал к одному из городских гравитационных лифтов. В ожидании лифта Изас Лель говорил о разных пустяках вроде алмазного пилотского кольца Данло и о странном покрое его черного шелкового комбинезона. Двойные двери открылись, и робот вкатился в лифт, где они оказались единственными пассажирами. Кабина дрогнула и пошла вниз. Данло не знал, сколько уровней они уже миновали. Где-то за стенами этой пластмассовой камеры мелькали жилые кварталы и полные народа рестораны, проносились магазины, библиотеки, грезопарки и фабрики, производящие все от синтетической одежды до продуктов питания. В большинстве аркологий пищевые фабрики располагаются наверху, чтобы культивируемые там растения могли пользоваться естественным освещением, но в Ивиюнире эти плавучие фермы, видимо, помещались где-то глубоко внизу. Данло предполагал, что нараины используют для фотосинтеза, без которого жизнь растений невозможна, искусственный свет и что источниками этого света служат термоядерные камеры или даже грязные ядерные реакторы. Он уже сталкивался с подобным варварством в секторе Треблинка Люс. Сам Данло еще в юности отказался от всякой пищи, выращенной ненатуральными методами. Сейчас, в стенах этого противного природе города, ему вспомнилось это детское табу, ставшее столь же неотъемлемой его частью, как шрамы на бедре и лбу. Данло в тысячный раз напомнил себе, что свет есть свет и что “искусственный” свет не менее реален, чем излучение любой из звезд.
– Осталось недолго, – сказал Изас Лель. Лифт теперь падал так быстро, что Данло чувствовал себя почти невесомым. Он прижимал к себе образник, боясь, как бы тот не улетел. – Мы почти на месте.
Лифт остановился на пятнадцатом уровне. Робот дал команду открыть дверь и проехал еще через несколько пустых коридоров, последний из которых выходил на узкую улицу. Этот покрытый пластиком проезд напоминал, впрочем, скорее туннель, чем улицу. По обеим сторонам от быстро едущего робота располагались магазины, демонстрирующие товары от одежды до сельдаков, рекламирующие голографическую технику и услуги печатников. Выше, до самого потолка улицы, теснились жилые помещения. По словам Изаса Леля, большинство уровней города делилось на три или четыре субуровня. Пространство стоит дорого, сказал он. На пятнадцатом уровне вид до шестнадцатого открывался только с больших бульваров.
Данло, потевший в застойном кондиционированном воздухе, жаждал открытого пространства, каким бы замкнутым оно ни оказалось. Тут робот свернул на Девятый бульвар, и его желание исполнилось. Данло тут же позабыл о своих пропотевших шелках и тупой головной боли – забыл даже о необходимости дышать этим воздухом, который он делил с двадцатью миллионами других людей.
– Сколько народу! – сказал он Изасу Лелю. – Сколько роботов!
Их робот с точностью часовых стрелок, указывающих полночь, влился в поток других роботов – голубых, желтых, розовых, ярко-красных и так далее. Все они везли людей и все катились впритирку с весьма опасной скоростью. Данло, любивший скорость, как свежий ветер, ожидал неминуемой аварии, но ничего
