неизвестного Ордена, – ядовито ввернула Лиесвир Ивиосс.
– Согласен, – поразмыслив, сказал Изас Лель. – Но это не значит, что мастерство этого молодого пилота их не заинтересует.
Он боится, что Архитекторы пытками вырвут у меня нужные знания, подумал Данло – и замер, представляя себе, как какой-нибудь мастер-палач вонзает иглу ему в глаз и вводит ее вдоль зрительного нерва в мозг. Но почему Изас Лель этого боится?
– Вряд ли старейшины смогут узнать достаточно много, – заметил Кистур Ашторет, – если только не пошлют своих детей на Тиэллу, где бы эта Тиэлла ни была.
– Можем ли мы быть уверены в этом? – усомнилась Ананда Наркаваж.
– Можем ли мы хоть в чем-то быть уверены? – скептически отозвался Кистур Ашторет.
Данло ценил то, что трансценденталы говорят так открыто в его присутствии, но понимал, что многое остается недосказанным.
– Об уверенности здесь говорить не приходится, – заметил Изас Лель. – Это трудный вопрос.
– Даже если Старая Церковь и пошлет своих детей в эту Академию, – вмешалась Патар Ивиаслин, – они, несомненно, не смогут достигнуть там таких же успехов, как наши дети.
– Вход в мультиплекс, о котором Данло ви Соли Рингесс рассказывал так красноречиво, напоминает, должно быть, контакт с Полем, – сказала Енена Ивиасталир, в которой практичность сочеталась с метафизическим мышлением. – Здесь у наших детей должно быть преимущество.
Они сомневаются, стоит ли доверять мне, думал Данло.
Сомневаются, будут ли результат стоить риска, если они покажут мне дорогу на Таннахилл.
– Думаю, что нашим детям будет чему поучиться и у цефиков этого Ордена, – сказал Изас Лель и улыбнулся Данло, касаясь своей шапочки надо лбом. Как видно, продемонстрированное Данло цефическое искусство произвело на него сильное впечатление.
Но в чем же риск, думал Данло? Чего они, собственно, боятся?
Несколько лет назад Хануман ли Тош научил его читать по лицам и объяснил, что реакция человеческих мускулов и нервов всегда выдает тайную работу ума. Поднятая бровь, поджатые губы, согнутый палец – все это может рассказать, о чем человек думает. Если уметь расшифровывать все эти знаки, можно разгадать, чего человек боится. Но Данло не был цефиком – и даже для мастер-цефика, такого, как грозный Одрик Палл, трансценденталы оказались бы твердым орешком.
– Да, дети, – сказал Изас Лель. – Порой приходится делать трудный выбор.
И вдруг, с внезапностью переохлажденной капли воды, которая кристаллизуется в снежинку, Данло понял. Не то чтобы он прочел что-то на гладком и пустом лице Изаса Леля, нет – ответ ему подсказало неведомое внутреннее чувство, сходное с погружением в ледяное море.
Он боится войны, подумал Данло. С того самого времени, как нараины бежали на Новый Алюмит, Старая Церковь грозит им войной.
Данло представил себе, каково все время жить под угрозой войны, и его темно-синие глаза наполнились светом и состраданием.
– Правители Цивилизованных Миров посылают своих детей в Невернес уже тысячу лет, – сказал он. – За это время войны не было ни разу.
– Почему вы заговорили о войне? – странно посмотрев на Данло, спросил Изас Лель.
– Но ведь война между нараинами и Старой Церковью… возможна?
– Почему вы так думаете?
Все трансценденталы старались не смотреть на Данло и упрятать свои эмоции поглубже, как червячник прячет огневит.
– Такое случается. – Данло не хотел говорить о своем чувстве правды и потому обратился к истории. – Когда внутри религии начинается ересь и раскол, война всегда возможна, ведь так?
– Вероятно, – сказал Изас Лель. – Но почему вы так вдруг решили привлечь наше внимание к подобной возможности?
Данло молчал, устремив на Изаса Леля темно-синие, полные света глаза.
– Откуда вы все это знаете? – спросил наконец трансцендентал. – Откуда вы знаете то, что знаете?
– Этот пилот действительно много знает, – сказал Кистур Ашторет. – Думаю, что Данло ви Соли Рингесс прежде всего хорошо разбирается в людях.
Вслед за этим наступило молчание. Трансценденталы, сидя в своих роботах, всматривались в какой-то иной мир, видимый только им. Данло чувствовал, что они говорят о нем – возможно, даже обсуждают какое-то важное решение. Когда его сердце ударило сто двенадцать раз, Изас Лель склонил перед Данло голову и сказал:
– Это правда. Мы живем под угрозой войны уже двести лет, но пять лет назад Старая Церковь вернула нашего посла и отозвала своего. Теперь всякий обмен информацией между нами прекратился.
То, о чем рассказывал Изас Лель, было достаточно обычным делом и повторялось несчетное число раз со времен возникновения первой религии на Старой Земле. Группа верующих вырастает из тесных пеленок матери-церкви, начинает сомневаться в ее доктринах и ее авторитете. За этим следуют раскол, исход, основание новой церкви, новая вера, новые ритуалы – совершенно новое религиозное течение, которое, однако, считается возвратом к истинному духу церкви. При условии пророческого дара и необходимой энергии еретическое движение обрастает приверженцами и увеличивается со скоростью лавины, несущейся по склону горы. Оно обретает уверенность, отбрасывает прочь старые доктрины и табу, создает новую теологию, и небесная радость бурлит в его жилах, подобно священному напитку богов. Еретики делают первые шаги по пути, с которого нельзя повернуть назад, и их ересь усугубляется.
Старая церковь на первых порах относится к еретикам терпимо, даже если они именуют себя трансценденталами. Какникак, все они – ее сыны и дочери, и милосердие обязывает ее вернуть их на путь истинный. Но ни один еретик, вкусивший сладкого вина бесконечности, не может более удовлетворяться пустой чашей в руках. Никто не желает возвращаться в лоно старой церкви, и она, как женщина, чьей любовью пренебрегли, впадает в гнев и ненависть. Отношения между ней и еретиками портятся или прекращаются – навсегда. И если этот разрыв совпадает с усилением власти наиболее ортодоксальной церковной фракции, угроза войн становится вполне реальной.
– Ивиомилы призывают к фацифаху, священной войне, – сказал Изас Лель. – Они намерены силой вернуть нас к Восьми Обязанностям – или к Эде.
Впоследствии Данло понял, что выражение “вернуть к Эде” служит эвфемизмом для узаконенного церковью человекоубийства.
– С этими ивиомилами трудно договориться, да?
– Невозможно. Они не признают доводов разума.
Данло сидел неподвижно, держась за бамбуковую флейту в кармане. Почувствовав в трансценденталах надежду на то, что он может им помочь, он сказал,
– Но есть и другие Архитекторы, кроме ивиомилов, – с ними переговоры возможны, да?
– Вера без разума слепа, – ответил Изас Лель. – Старейшины Церкви знают об этом уже три тысячи лет.
Не три, а добрых тридцать тысяч, подумал Данло. Вера и разум, разум и вера – это две руки, правая и левая, делающие любую религию тем, что она есть.
– Значит, старейшины открыты доводам разума? – спросил он.
– Некоторые из них, – сказала Изас Лель. – Верховный Архитектор, Харра Иви эн ли Эде, исключительно разумная женщина.
– Но у вас больше нет посольства на Таннахилле, и поэтому переговоры с ней невозможны, да?
– Совершенно верно.
Данло смотрел в глубину бледных зыбких глаз Изаса Леля, и ему казалось, что между ними начинает складываться понимание.
– Если бы я отправился на Таннахилл, – сказал он, – меня скорее всего представил бы Харре Иви эн ли Эде?
– По всей вероятности.
– Я мог бы завоевать ее доверие. Я мог бы… договориться с ней, правда?
Изас Лель был близок к улыбке, но настороженность в глазах еще сохранялась.
