женились или вышли замуж
— Эй, но этоже просто метафора! — Он отвел было ее руку, но не слишком решительным движением.
— Тсс, — на этот раз по его телу прошла сладкая дрожь. — Вы — предмет моей диссертации! Я намерена получить о вас всю мыслимую информацию, и это будет работой всей моей жизни! Как же я счастлива! Просто расслабьтесь, о господин, и получите удовольствие. Все будет чудесно. Не беспокойтесь, я изучала обычаи вашей цивилизации, и они оказались не слишком чужды нашим. Завтра мы можем обсудить приготовления к свадьбе, но сначала вы должны будете встретиться с моим папенькой.
Опустевшие дворцы
Сопротивление оказалось бессмысленным. Без малого двадцать субъективных лет промелькнули в мгновение ока, и половину из них Пирс прожил рядом со своей новоявленной женушкой. Сири, как и обещала, нанизала свою жизнь на его собственную извилистую времялинию: сперва как его обожаемая жена, затем, сперва к его изумлению, а затем к растущей гордости, как мать трех его детей и доктор- профессор в своем полном праве. Ее диссертация стала ее жизнью. Едва заглянув, как ему казалось, за край времени, он тут же получил права подданного Гегемонии и соответствующий статус в обществе, и жизнь консорта при ослепительно прекрасной дворянке уже представлялась ему вполне естественной — чего еще он мог ожидать? Сири не возражала против молниеносных отлучек Пирса из их семейного гнездышка (любезно предоставленного отцом-деканом), тем более что занимали они обычно пару секунд субъективного времени. Она не протестовала, когда он возвращался молчаливым, чернее ночи, и надолго уходил в себя, хотя такие дни все учащались. В то же время она умела быть требовательной к дополнительным данным для работы всей своей жизни, и ей даже удавалось вытянуть истину из его беспорядочно зашнурованных неисторических воспоминаний. Он мог отсутствовать час, а вернуться постаревшим на год, однако медицинские услуги, предоставляемые Стазисом, распространялись также и на Просветленных. Оставалось еще довольно времени. Много десятилетий и веков.
Пирсу же вторая половина его тренировочного курса показалась куда легче первой, ведь теперь у него была семья, куда он мог вернуться. Империя Стазиса простиралась на многие триллионы лет, но была на удивление малолюдной. Основное правило его работы состояло в том, что к его услугам прибегали только в интересные времена, бурлящие неожиданностями самого разного толка. От пика нефти до испанки, от Карфагена до Холодной войны. Эти три тысячи лет — сущая юдоль скорбей, нищенский худосочный кошмар в сравнении с десятитысячелетней Гегемонией изысканных манер, сыто дремлющей в своем довольстве. Его однокурсники предпочитали гедонистические услады Империй наслаждений, но у Пирса было свое мнение на их счет, и он мог только поздравить себя с открытием более достойного источника удовлетворения.
Впервые возвратившись к тренировкам после полного выздоровления, Пирс был очень удивлен, когда его вызвали в палату Суперинтендант-схолиаста Мэнсона[5].
— За время выздоровления у вас появились личные связи, — сказал Мэнсон, подняв на него взгляд водянистых глаз. — Это нежелательно, поскольку отвлекает студентов от обучения. Тем не менее Оперативники уже отмечали, что в пределах тысячелетия от вашего, гм-м, домашнего очага нет ни одного постоянного Резидента. Это открытое общество, но не настолько, как нам бы хотелось, так что вам будут даны соответствующие инструкции, которые подготовят вас к фиксации и дальнейшей работе в этом времени. Думаю, излишне уточнять, что это будет лишь побочной вашей специальностью.
У Пирса подкосились ноги.
Не без труда овладев собой, он спросил:
— Кому я должен буду посылать свои отчеты, мастер-наставник?
— Вашей супруге, студент. Прикажите ей все записывать. Мы читаем все такие диссертации. Там. В конце.
Мэнсон отвел взгляд, тем самым отпуская его. Пирс, с трудом удерживаясь на негнущихся ногах, послал команду телефону, не будучи уверен, что сможет с достоинством удалиться. С небольшой задержкой (это время ушло на маршрутизацию) Врата Времени откликнулись на то, чего он сейчас желал всем сердцем. Пол палаты разверзся и поглотил его.
Однажды, когда его тренировки уже подходили к концу, но до выпуска, на котором он должен был получить статус полноправного агента Стазиса, оставалось еще почти субъективных полгода, Пирс возвратился домой из недельной командировки в Константинополь четырнадцатого столетия, где отбирал пробы возбудителей бубонной чумы. Он застал Сири необычайно всполошенной, вокруг нее все стояло вверх дном.
— Это невероятно! — воскликнула она, выбежав ему навстречу в атриум их летней резиденции. — Ты знал? Скажи, что ты знал! Ты за
Пирс как мог сердечно улыбнулся ей, приласкал молодого Магнуса (который тут же попытался забраться к нему на закорки, как бы не с тем, чтобы сразить великана) и вверил его заботам няни.
— Что случилось? — осведомился он мягко, пытаясь не выказывать своего испуга (в конце концов, их младший сын понятия не имел, что папочка только что провел целую неделю, раскапывая свежие могилы и отбирая пробы мягких тканей из испещренных бубонами тел мальчиков примерно такого же возраста, которые, вероятно, стали бы ему приятелями по играм, родись они в эту эпоху). — Что тебя так взволновало?
— Зонды! Они нашли что-то потрясающее в галактике Мессье-33, в шести тысячах световых лет полета вдоль третьего рукава!
Пирс при всем желании не мог вообразить, что такого потрясающего можно найти в галактике, удаленной больше чем на миллион световых лет, даже если составление звездных карт и было единственным смыслом существования этой Цивилизации. Но он решил отнестись к ситуации с юмором и спросил, желая повеселить жену:
— Ну хорошо, а что тут такого, чтобы ты пришла в такой раж? Что такого остроумного, сложного, замечательного?
— Да смотри же! — Сири сделала жест, и на стене появилась чернильная пустота, кое — где утыканная иголочками звезд. — Гляди. Стена, покажи мне аномалию, которую мы с почетным доктором- профессором Цзуном обсуждали два часа назад. Увеличение 40? сдвиг влево и вверх… пятикратный… есть! Теперь ты видишь?!
Пирс некоторое время смотрел на картинку.
— Для меня это очередная скала, — сказал он, потом, порывшись в глубинах памяти в поисках более учтивой формы, выкрутился: — Это … м-м, вполне достойная субземная экзопланета третьего класса, сложенная в основном кремнистыми породами, лишенная атмосферы. Так?
— Ох! — Сири, даром что высокородная женщина, не придумала ничего лучше, чем разъяренно топнуть ногой. Няня Магнуса поспешно укутала своего четырехлетнего подопечного и съежилась в ожидании выволочки. (Сири, если ее выводили из себя, могла взорваться так же легко и быстро, как и звезда Вольфа-Райе[6]).
— И это все, что ты видишь? Стена, увеличение 10? прокрутить назад, назад, назад. Вот! Узрите же, о мой господин, узрите!
Безвоздушная луна больше не красовалась в самом центре стеноэкрана, теперь она заполонила его от края до края. Она была так близко, что кривизна горизонта сделалась едва заметной. Пирс скосил глаза. Кратеры и борозды, какие-то иррегулярные поверхностные структуры, все это желтовато-коричневого оттенка, и вдруг — мелкой россыпью — прямоугольные кристаллы с подозрительно правильными краями. Кристаллы? Он отогнал эту мысль, но потом с неизъяснимым беспокойством вернулся к ней. Теперь эйфория, которую испытывала его жена, отчасти передавалась и ему.
— Что это такое?
— Это постройки! Здания! Или, по крайней мере, они были там шестьдесят шесть миллионов лет назад, когда зонды пролетали мимо этого места. И это не мы возвели их!
