притворившись пьяницей. Суденышки моряков Ипсолианской Лиги не были тут особенной диковинкой, и присутствие их как нельзя лучше объясняло скудость его познаний в имагре, местном креольском наречии. Он был на очередном тренировочном задании, но теперь, располагая шестью субъективными годами опыта и имплантированным стазис-телефоном, Пирс ощущал несколько большую свободу. Ему уже доверяли достаточно, чтобы избавить от надоедливого кураторского надзора и поручить достаточно безопасное, как для агента на испытательном сроке, задание.
Все это было не более чем обычным напутствием, хотя, строго говоря, участие Пирса в карнегранской операции, как и в любом другом проекте этой эпохи, изначально не предусматривалось. Агентам Стазиса даже изнурительными тренировками было трудно достичь идеального слияния с чужеродной культурой, так что они работали преимущественно в своих родных эрах, или так близко к ним, чтобы их знание местных реалий оказывалось полезным. Как бы там ни было, два месяца полного погружения дали ему достаточно навыков, чтобы замаскироваться под иностранного моряка в распыленном по архипелагу обществе, все еще отделенном тремя веками от переоткрытия телеграфа. Это испытание специфично для меня, понял он и внезапно приободрился, как если бы только что выпил кружку мате. Кто-то наверху в Отделе Операнализа будет следить за его работой и вынесет вердикт о его умении приспосабливаться к условиям. Он решил показать все, что умеет.
У него ушло два месяца тяжелых тренировок, включавших изучение языка, культуры и вылазки в поле, на подготовку к миссии в Карнегре продолжительностью менее шести часов. Имелась причина, по которой он счел ее личным делом: куратор Харк перевел разговор на другую тему, стоило ему спросить, кто будет объектом прикрытия.
Дорога Маркграфа представляла собой вымощенную булыжниками аллею, в петлянии через каждые несколько метров следовавшую прихотливому наклону склона, а на другой стороне ее теснились одноэтажные бамбуковые лавчонки торговцев рыбой и прочих лавочников. Пирс прокладывал себе путь в толпе слуг, выбравшихся за покупками, водоносов, продавцов фруктов и овощей или просто попрошаек; рядом проследовал караван принадлежавших рисоторговцу карликовых верблюдов, навьюченных тяжелыми мешками; затем он счастливо увернулся от парочки одетых в темные одежды семинаристов, выделявшихся в многоцветной толпе на холме, точно редкие волоски на лысине старого священника. Флаги реяли на слабом ветру с моря; вырезанные из бумаги черепа с отполированными до блеска глазами, отпугивавшие злых духов, колыхались над выступами крыш, наблюдая, как он заходит в гостиницу.
«Красная Утка» была размалевана краской цвета, отраженного в ее имени. Пирс протиснулся под низкой притолокой и дал своим глазам привыкнуть к темноте, прежде чем начать выбираться во двор, но даже там они все еще слезились. В этот час внутренний дворик был наполовину пуст, поскольку основной доход таверна получала именно продажей еды.
Над беседкой висел тяжелый запах жимолости, кусты гибискуса по углам дворика полыхали ярко- красным. Пирс устроился на скамейке у задней стены так, чтобы четко видеть вход и дорожку к уборным, затем осторожно оглядел других клиентов, избегая прямого взгляда в глаза. Даже в полупустом дворике было предостаточно народу: тут околачивались сынки владельца (снуя туда-сюда, они сноровисто наполняли клиентам чаши), четверо пьяных матросов (вероятно, настоящих), трое затянутых в ливрею семинарских прислужников, парочка кричаще разодетых баб, чей подход к пьяным морячкам производил столь бурлескное впечатление, что наверняка был профессиональным, а также троица закутанных в дорожные плащи паломников из горного края, некогда именовавшегося Каскадией[4]. — очевидно, они явились поклониться святыням и источникам южных земель. Ну, это все в первом приближении.
Какой-то паренек изогнулся у Пирсова локтя, что-то спрашивая о том, как его обслужить и какие яства подать.
— Пива, — запинаясь, приказал Пирс. — Хорошего светлого пива за пару монет.
Мальчик на побегушках исчез и тут же вернулся с керамической кружкой, полной теплого пенного напитка с банановым запахом.
— Хорошо, спасибо.
Пирс полез в карман за деньгами и стал рыться там, точно в замешательстве. Наконец он выудил на свет и вручил пацану две почерневшие выщербленные монеты, снабженные пассивными радиомаячками. Они должны были подать сигнал его связнику.
Когда Пирс поднял кружку к губам с нахлынувшим откуда ни возьмись ощущением несомненного счастья, его телефон завибрировал. Это было довольно неприятно, совершенно неестественно, и у него ушло немалое время, чтобы научиться не подскакивать, когда такое происходит. Он оглядел пивной сад, стараясь прикрывать рот кружкой. Студенты-богословы, совершив паломничество к водопроводной дырке, теперь хрипло, как умирающие вороны, переругивались в вестибюле, определяя более добродетельного; один матрос упал плашмя, перевалившись через стол, а товарищи теперь пытались привести его в чувство; одетая в красное женщина, по виду из рабочих, неспешно шаркала к задней стене, что-то напевая себе под нос безо всякого ритма.
Пирс поиграл мускулами живота, понукая телефон. Другой агент Стазиса должен был почувствовать внезапную дрожь и услышать жужжание, точно от облака рассерженных пчел, — и действительно, он тут же увидел, как женщина в красном резко развернулась. Пирс еще раз напряг мышцы, когда ее взгляд упал на него: на сей раз скорее бессознательно, поглощенный чем-то вроде дежа вю.
Женщина в красном повернулась и пошла к его скамье, одновременно глоттируя:
Пирс начал подниматься.
— Ярроу? — спросил он. Моряк, который пытался привести в чувство своего друга, потянул его за плечо.
— Ну да. Слушай, какой у тебя план отхода? — Это прозвучало раздраженно.
Но… Он замер, все мышцы скрутило судорогой. Она меня не знает, понял он.
Моряк завопил снова, и теперь Пирс понял его слова: «Убийца!» Он вскарабкался на столешницу, вытащил длинный изогнутый клинок и подался вперед.
— Мир? — предложил он на сквернейшем карнегранском. — Друг? Хочешь выпить?
За спиной разъяренного моряка застыли студенты-богословы, их темные мантии странно растянулись и заколыхались. Студенты о чем-то быстро говорили. Ярроу юркнула за его спину, телефон завибрировал