что в принципе такое я научиться делать могу. Значит это - барахло. Теперь я в мастерской Мазилы. Смотрю и чувствую, что если я буду учиться даже сто лет, я никогда не смогу сделать такое. Аналогично в поэзии. Вот, пожалуйста, стихи Литератора в сегодняшней газете. Я такое могу сочинять километрами. Значит это дерьмо. Я всего Литератора мог бы придумать за полгода. А вот стихи О - никогда. Вы слишком высокого мнения о своих способностях, говорит Ученый. Наоборот, говорит Неврастеник. Я бездарен. Ну, хорошо, говорит Ученый. Попробуйте, сочините что-нибудь. Извольте, говорит Неврастеник. Если запнусь на минуту, засчитайте мне поражение.
УДАЧА
Мы, говорит Мерин, подползли вплотную. Вдруг как рванет! Я с Убийцей спрятался в воронку. Вылезли двое ихних. Зачем? А кто их знает. Мы одного пристукнули, и домой. Немного осталось, как Убийце прямо в жопу залепили, сволочи. Пришлось двоих переть. Теперь может судимость снимут, говорит Пораженец. В школу обратно отправят. Везет же людям! Не могу поверить, что Интеллигента нет, говорит Уклонист. Это несправедливо. Почему? Не могу объяснить. Сержант, Убийца - это справедливо. Война. А Интеллигент - это несправедливо. Послушайте, что я сейчас сочинил, говорит Паникер.
Неплохо, говорит Мерин. Если выкинуть 'е.... мать', в газете могут напечатать. Лучше наоборот, говорит Уклонист. Напечатать 'е.... мать', а остальное выкинуть.
СТРАННОСТИ ОБЫЧНОГО
После интервью для меня сложилась странная ситуация, говорит Мазила. С одной стороны, дела пошли лучше, с другой, застопорились. По одному и тому же делу одни стали торопить, хотя им должно быть наплевать, а другие стали затягивать, причем - наиболее заинтересованные. Оживились старые стукачи, о которых я и думать забыл, а постоянно действующие стукачи-друзья, не вылезавшие из мастерской, все испарились. Ничего особенного и странного, говорит Неврастеник. По законам системы все, причастные к твоим делам и твоей персоне, должны отреагировать. Пока никто не знает, как. Обозначают готовность отреагировать так, как прикажут. Стараются пронюхать, какие будут установки. На всякий случай держат в запасе ту и другую возможность. Установки нет, ибо там тоже еще не знают, как быть. Начинается брожение, в результате которого что-то получится. Что именно - трудно предсказать конкретно. Это может быть нечто совершенно неожиданное для них самих. Во всяком случае, тут неотвратимо действуют правила, которые, в конце концов, и сделают свое дело. Во-первых, всякий, кто в этой ситуации может причинить тебе безнаказанно или с малым наказанием какое-либо зло, будет его причинять. Во-вторых, всякий, кто в этой ситуации может сделать Для тебя безнаказанно или с малым наказанием какое-либо добро, не будет его делать. В-третьих, твой поступок в принципе наказуем, и потому чем больше он тебе принесет блага сейчас, тем больше он принесет тебе зла потом. Наказание последует. Все дело лишь в его форме, мере и сроках. Не исключена возможность, что тебя накажут лаской. Выпустят за границу. Пропустят официальную работу. Дадут какое-нибудь почетное звание. А я и не против, говорит Мазила. Я не политик и не идеолог. Я художник. Конечно, говорит Неврастеник. Но дело в том, какой ты художник.
БАБЫ
(Из 'Баллады')
После еды заговорили о бабах. Еда была скудной, и разговор приобрел не столько практический, сколько чисто теоретический характер. Вот скажи мне сейчас, что там в кустах лежит Венера Милосская, и