Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты

Этот текст на протяжении последующих лет подвергался множественным нападкам цензоров и редакторов — Юрий Флейшман (которому авторы рады здесь выразить свою живейшую благодарность за помощь в восстановлении исходного текста) насчитал более семи сотен (!) отклонений детлитовского (1971 года) издания от первоначального авторского варианта. Некоторые из этих отклонений приобрели теперь характер необратимых. Так, по требованию (точнее — по настоятельному совету) издательского начальства исконные русские Максим Ростиславский и Павел Григорьевич (он же Странник) превратились в лиц немецкой национальности, и ныне с этим уже ничего не поделаешь, ибо после «Обитаемого острова» появился целый цикл повестей, где эти люди действуют или упоминаются как Каммерер и Сикорски.

Некоторые изменения авторам пришлись по душе. Например, странновато звучащее в здешнем контексте редкое слово «воспитуемый» оказалось прекрасным эвфемизмом точного, но вполне обыденного слова «каторжник», а звучащие старомодно и веско «ротмистр» и «бригадир» нравятся теперь авторам больше, чем изначальные «лейтенант» и «капитан».

Однако подавляющее большинство позднейших изменений были авторами в данном издании, решительно отвергнуты, и отныне они (авторы) склонны полагать предлагаемый здесь текст как бы каноническим.

ИЗДАНИЕ «НЕВЫ»

В издании «Невы» помимо крупных сокращений, о которых ниже, из текста были изъяты мелкие подробности — часть предложения, несколько слов, предложение-два. К примеру, убрано: «…если ты настолько примитивен, что воображаешь, будто на неизвестных планетах можно отыскать некую драгоценность, невозможную на Земле…», «Не снимая высокого белого воротничка…», «Мама… Отец… Учитель…», «…и очень собой довольные», «…от чего он не стал ни красивее, ни удобнее», «Он обследовал себя изнутри, убедился, что горячки не порет…», «Теперь было самое время утолить чувство благодарности», «…старый хрен. Капрал называется…» и так далее. Можно видеть, что эти сокращения были произведены Авторами и не затрагивали ни основной темы, ни внутреннего смысла произведения. Некоторые более крупные сокращения тоже были несущественны для понимания текста, к примеру, сон Гая о встретившихся ему выродках, один из которых — Мак, и последующие мысли Гая об этом сне.

В «невском» тексте были и два существенных сокращения — убраны находка и обследование Крепости (и первая встреча с Голованами), а также все путешествие Максима на юг и к побережью и его участие в войне (главы 15–17). Вместо путешествия в следующей главе только краткое описание его:

И не мудрено: путь он прошел страшный и жестокий. Бежал с каторги, прихватив этого своего приятеля, разжалованного капрала; месяц бродил с ним по деревням диких выродков — искал, вероятно, себе армию, ничего не нашел, бросился к побережью — надо понимать, хотел вступить в контакт с белыми субмаринами, опять ничего не вышло, и тогда он сдался патрулю и вернулся в свою колонну; тут началась эта злосчастная война, он записался добровольцем, отправился на фронт, каким-то чудом, выжил в этом аду и вернулся в столицу вместе с жирным Фанком, потеряв по дороге своего Гая, голыми руками перебив экипаж патрульного танка… Да, это уже не прежний добрый мальчик. Посуровел наш Мак, ожесточился. И поумнел!

Но некоторые изменения имели политическую подоплеку и были сделаны по требованию цензоров. Комиссия галактической безопасности (КГБ — столь знакомая аббревиатура) стала Службой Галактической Безопасности. Попытка Мака припомнить имя главного нациста («Гилтер… нет, Гилмер») была заменена правильным: «Гитлер».

Как и в книжных изданиях, в «Неве» убраны фраза Орди Тадер: «Вы все здесь сдохнете еще задолго до того, как мы сшибем ваши проклятые башни, и это хорошо, я молю бога, чтобы вы не пережили своих башен, а то ведь вы поумнеете, и тем, кто будет после, будет жалко убивать вас»; фразы Гая: «…да сейчас и у банкиров таких денег нет, если этот банкир настоящий патриот…» и «…что доброта сейчас хуже воровства».

Но были и дополнения, которые присутствовали только в этом издании.

Гораздо более подробно описывались картинки, которые Максим воспроизводил на ментовизоре.

Максим, естественно, старался прежде всего ознакомить аборигенов с жизнью сегодняшней Земли, дать о ней хоть какое-то представление. Откинувшись в стендовом кресле, зажмурив глаза, чтобы не отвлекаться, он старательно вспоминал школу, ребят, учителя, диспут о моральных проблемах искусственной жизни (в котором он участвовал и потерпел сокрушительное поражение), соревнование ашугов (в котором он победил). А потом день, когда он получил свое первое назначение. Полярный комбинат, производящий синтепищу — сто девяносто шесть автоматических заводов в Антарктиде, которыми он дистанционно управлял… И Ленинград, розовой горой поднимающийся над горизонтом, весь окутанный облаками зелени… И заседание Мирового Совета, решившего вопрос о сооружении первой энергетической сферы вокруг звезды EH-11… И лабораторию отца, его волшебные опыты по наследственной передаче знаний… И День Памяти Павших — стотысячная толпа, стоящая в молчании, залитая багровым светом заходящего солнца. И Марс — каким он был сто лет назад (по фотоснимкам) и каков он сейчас…

При описании города (когда Гай с легионерами ехали на операцию) была вставка:

Это были так называемые «Районы, Пока Не Достигшие Процветания». Максим уже бывал здесь, и его потрясли не столько сами эти улочки, полуразвалившиеся, черные от копоти и старости дома, потоки помоев, стекающие прямо по мостовой, изможденные, худо одетые люди, сколько тот факт, что эти Не Достигшие Районы располагались в каких-нибудь трех километрах от центра, где улицы были чисты и уставлены разноцветными легковыми автомашинами, где за золочеными оградами в сени вековых деревьев красовались роскошные особняки, несколько аляповатые, безвкусно спроектированные, но, несомненно, добротные, новые, удобные — здесь жили Процветающие Граждане. Контраст производил самое неприятное впечатление, но Максиму за последние сорок дней пришлось повидать и услышать немало странного и неприятного.

Вместо короткого замечания как в рукописи, так и в книжных изданиях о женском гвардейском корпусе («Однако нового разговора не получилось. Мак только покачал головой, а Рада, как и раньше, отозвалась о женском гвардейском корпусе в самых непочтительных выражениях») в «Неве» описание более подробное:

Но Мак покачал головой и сказал, что имеет в виду совсем не это. Раде надо учиться серьезно, заявил он. Поступить в университет или в какой-нибудь институт.

— Может быть, уже прямо в Академию Высокого Попечительства? — язвительно осведомился Гай. — Знаешь, сколько это стоит — учиться в институте? Скажи спасибо, что ее не выбросили на улицу, что мамаша Тэй оказалась порядочным человеком. А то положили бы зубы на полку…

Мак ничего не понял и принялся допытываться, как это так — платить за обучение? Смех и грех, массаракш…

И чуть ниже вставлено замечание Гая: «Мак замолчал (понял, должно быть, что чепуху мелет)…»

Вместо короткого замечания о песнях Мака, вернее, об одной песне («…про девушку, которая сидит на горе и ждет своего дружка…»), которую некоторые читатели склонны атрибутировать как «Скалолазку» В. Высоцкого, в «Неве» было рассказано более подробно и о других песнях:

Особенно ей [Раде. — С. Б.] нравилась смешная песня (Мак перевел) про механического человека, которого сделали специально, чтобы он чинил какие-то сложные машины, а он, бедняга, сам постоянно ломался — то нога отвалится, то голова отвинтится — и все мечтал сделать в свободное время другого механического человека, который бы его чинил… Тут не всё было понятно — что за механические люди такие? Но Мак знал массу песен про них, и, по этим песням судя, они там у себя в горах горя не знали — всю тяжелую и грязную работу делали за них эти механические существа. Сказка, конечно, но черт его знает… Было в этом что-то…

Сам Гай больше всего любил удивительную солдатскую песню — настоящую, про солдат, которые стояли насмерть, отражая врага у какого-то населенного пункта. Они и сами не знали, как он называется,