Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты

Первый черновик оканчивается главою раньше, когда Банев сначала думает, что он превратился в мокреца, а затем узнает, что у него аллергия. Последние слова первого черновика были такие:

— Дружище, — сказал он официанту, — бутылку джина, лимонного соку, лед и четыре порции миног в двести шестнадцатый. И быстро!.. Алкоголики, — сказал он Голему и Р. Квадриге. — Жалкие ресторанные крысы. Пропадите вы тут пропадом, а я пойду к Диане.

Он отпихнул кресло и пошел к выходу. И он уже не слышал, как Голем, глядя ему вслед, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Бедный мускулистый прекрасный утенок!

— Я имею честь представиться! — провозгласил доктор Р. Квадрига. — Доктор Р. Квадрига, специалист по эрозии почв…

— Очень приятно, — сказал Голем. — Очень приятно познакомиться.

Рукопись оканчивается 171 страницей, на которой под текстом стоит слово «КОНЕЦ», далее идут еще 27 страниц, нумерованные с первой, — уже следующего варианта, текст двенадцатой главы, написанной позже. Эти страницы тоже насыщены густой правкой от руки, и окончание двенадцатой главы также отличается от опубликованного. Там нет видения Дианы Счастливой:

Диана поцеловала его и сказала:

— Молодец.

Он не возражал. И только сказал, что она тоже молодец. Они шли и шли под синим небом, под горячим солнцем, по земле, которая уже зазеленела, и пришли к тому месту, где была гостиница. Гостиница не исчезла вовсе, она стала огромным серым кубом из грубого шершавого бетона, и Виктор подумал, что это, вероятно, памятник какому-то большому делу, а может быть, пограничный знак между старым и новым миром. И едва он это подумал, как из-за глыбы бетона беззвучно выскользнул реактивный истребитель со щитком Легиона на фюзеляже, все еще беззвучно промелькнул низко над землей, все еще беззвучно вошел в разворот где-то возле солнца и исчез, и только тогда налетел адский свистящий рев, ударил в уши, в лицо, в душу, но навстречу уже шел Бол-Кунац, повзрослевший, широкоплечий, с выгоревшими усиками на загорелом лице, а поодаль шла Ирма, босая, в простом легком платье, тоже взрослая, с прутиком в руке. И она посмотрела вслед истребителю, подняла прутик, словно прицеливаясь, и сказала: «Кх-х!» Диана расхохоталась, Виктор тоже засмеялся, представив себе, что летчик будет докладывать генералу Пферду, но посмеявшись, он погрозил себе пальцем и подумал: все это прекрасно, но не забыть бы вернуться.

ОСТАВШЕЕСЯ ОТ РАННЕЙ ВЕРСИИ

Некоторые подробности или даже отрывки повествования в первом варианте рукописи еще напоминают о предыдущей версии. Отель здесь называется все еще гостиницей, гимназия — школой (соответственно, гимназисты — школьниками), полицмейстер — начальником полиции, бургомистр — мэром (немецкий и английский вариант градоначальника), а вместо вокзала часто упоминается фабрика. В перечислении философов («Гейбор, Зурзмансор, Фромм») в рукописи присутствует «Бунашта». Автобусы для родителей, которые желают встретиться с детьми, будут отходить от: сначала — мэрии, затем — муниципалитета, и окончательно — от городской площади.

В первом черновом варианте Р. Квадрига уже не заместитель начальника этнографической экспедиции, но еще и не живописец, он — заместитель начальника метеорологической станции. При описании первой посиделки в ресторане:

— А что скажет по этому поводу ученый Р. Квадрига? — спросил Павор.

Доктор Р. Квадрига очнулся от кратковременного забытья и произнес:

— Так я продолжаю, господа. Начальник станции — инженер-строитель. Я — специалист по эрозии почв. Прочие научные сотрудники: бухгалтер из департамента торговли, физик-акустик и, кажется, ихтиолог. Все это называется метеорологическая станция Академии Наук и призвано исследовать неспровоцированные изменения макроклимата в данном районе. Хорошо. Но почему вы не пускаете нас в эпицентр? — спросил он Павора.

— Я? — удивился Павор. — Меня самого не пускают.

Доктор Р. Квадрига поискал кого-то за столом, не нашел и сказал Виктору с тоской:

— Господин Голем! Я здесь сопьюсь! Пустите меня в эпицентр. Солдаты какие-то… Зачем? Эрозия почв. Опасно. Крайне нужен бухгалтер.

Чуть позже пьяный Квадрига бубнит не названия своих картин, а известное по ранней версии с нантами: «Лейте-нант… Гу-вер-нант… Интен-дант… Нет… Ма-мант… Mo-мант… Капи- тант…»

О взаимоотношениях Дианы и Р. Квадриги. Первоначально не было сказано, что Диана Квадригу «обычно не терпела». В ресторане после драки в защиту мокреца, когда Банев рассказывает, как ему помогла Диана, «доктор Р. Квадрига поймал ее руку и галантно поцеловал». И Квадрига рассказывает, что сидит здесь не полгода, а два месяца, что находится здесь в секретной командировке, и:

— Никаких государственных тайн, — сказал Виктор. — Я неблагонадежный.

— Никаких тайн нет, — сказал Квадрига. — Кроме тайн природы. Нет, есть еще тайны общества: зачем специалиста по эрозии почв назначать заместителем начальника метеостанции, который сам есть прирожденный инженер-строитель. На станции он уже четвертый раз реконструирует клозет…

— А нельзя его пригласить к нам в санаторий? — спросила Диана.

— Не пойдет, — убежденно сказал Р. Квадрига. — Он все время боится выдать государственные тайны.

— Вы совсем ничего не понимаете в метеорологии? — с интересом спросил Виктор.

— Ветер слабый до умеренного, — сказал Р. Квадрига. Затем менее убежденно добавил: — Ожидается прояснение. Анемометр, барометр, термометр. И еще психрометр. — Он махнул рукой и налил себе еще стакан рому. — Я вам скажу, зачем мы здесь. Чтобы никто не мог понять, почему в этом засушливом районе третий год подряд идет дождь. И больше меня не спрашивайте.

И далее Квадрига, именуя себя, говорит не «доктор гонорис кауза», а «Караванский университет».

Диана, по прибытию Банева в санаторий, не просто отплясывала, как в окончательном варианте. Авторы указывают конкретно — она «отплясывала буги». И была вставка: «Радиола громыхала. Виктор прислонился к косяку и стал думать, как бы ее отсюда вытащить без особенного шума». Во время пляски Дианы с Виктором приводился их диалог:

— Кто все эти люди? — спросил Виктор.

— Шушера, мелочь пузатая… Бакалейщик… Акцизный… Заводская контора… Я не всех знаю. Родственники…

— О мой бедный, пьяный народ! — стонал Росшепер.

СОКРАЩЕНИЕ РУКОПИСИ

Часто работа над рукописью ГЛ состояла в сокращении ненужных (с точки зрения Авторов) подробностей, особенностей, деталей. Некоторые, как мне кажется, можно было бы и оставить (с точки зрения любителя Стругацких — все подробности интересны), но Авторы лучше знают, как строить текст. Нижеприведенные, вырезанные в окончательном варианте фразы и отрывки могут быть интересны как сами по себе (мелкие факты, о которых Авторы почему-то не захотели сообщить читателям), так и послужить материалом для исследования: а почему это все-таки убрано?

Банев, наблюдая за Ирмой, думает: «А косички плохо заплетены, небрежно». И еще размышляет о дочери: «Как будто она нам тут теорему доказала — просчитала все, проанализировала, РАССТАВИЛА ВСЁ ПО СВОИМ МЕСТАМ, деловито сообщила результат…» Так же, со вставкой РАССТАВИЛ ПО МЕСТАМ, Банев позже думает и о речи Бол-Кунаца. И в продолжение этой мысли добавляет: «Впрочем, это естественно: скажи мне, кто ты, и я скажу, кто твои друзья».

В разговоре с Лолой Банев сообщал о своем положении:

— Минуточку, Лола, — сказал он. — Дело ведь вот в чем. Ехать мне в столицу сейчас нельзя.

— То есть как это нельзя? Только не ври мне, что ты работаешь!..

— Минуточку. Понимаешь… как бы это тебе объяснить… Ну, словом, мне сейчас запрещено появляться в столице.