сентября возьму себя в руки и сяду на телефон.
Родственники приедут числа пятого, так что после пятого я могу уже спокойно ехать, если вызов окажется достаточно убедительным.
Жму ногу, твой [подпись]
P. S. Поблагодари Севку за марки. Спроси у него, как достать адрес Б. Егорова, как вообще с ним связаться. Спроси Нину, получила ли она деньги.
Поцелуй Ленку.
Дорогой Борик.
Сигнала все нет.
Задержался с ПНвС. Дело в том, что этот старый болван Кирилл Андреев явился в Детгиз и стал хвастать Марии Михайловне, как он своей блистательной рецензией спас в Мол. Гв. книгу Стругацких. Мария Михайловна не знала о наших затруднениях, Нинка ее тщательно от этого отгораживала. Но после встречи с Кириллом она схватила сверку и стала читать, мало того, дала для гарантии читать Пискунову. Нина на стену лезла, дралась как лев, но была в разгаре сражена приступом холецистита, или как это там у вас называется. Пришлось вступить мне, я ругался, но кое-чем пришлось пожертвовать. В частности, вместо «человека будущего» везде будет «идеальный человек». И еще кое-что по мелочам. Но мне эти благодетели вроде Андреева-болвана уже надоели. Все хвастают, что это они сделали нас писателями. <…>
В общем, будет вторая сверка, сигнал все-таки ожидают в сентябре.
Сегодня я вызван в Инокомиссию, видимо, еду, хотя и не хочется. Вернусь, наверное, десятого. К этому времени будь готов выехать по первой телеграмме. Дело в том, что твое присутствие здесь будет в сентябре необходимо. Мы должны сдать наш том в биб-ку фантастики, обговаривая всё это с Белой и художником, ибо сдадим мы только один экз. Расклейку. Затем надо кончать с «Улиткой» и для этого вступить в переговоры с «Советской Россией» и «Советским писателем». Ты мне здесь совершенно необходим. Если не приедешь, я один делать ничего не буду, слишком тяжела ответственность.
Вот пока всё.
Очень тебя целую, соскучился и одиноко.
Твой Арк.
Поцелуй Адку.
Севку никак не могу поймать. Нина деньги получила, но они не понадобились, и она вернула мне. А я их прожрал. Кстати, если нужны деньги — только мигни. Тотчас вышлю.
<… > «Идеалом социальной фантастики является современный человек в самом глубоком смысле этого слова, человек, морально и психически стоящий на уровне наивысших отметок духовного развития сегодняшнего дня». <…>
<…> И в наши дни последний роман Чапека и его антифашистские драмы, по прежнему широко читаемые, воспитывают ненависть к идеологам войны, к бесчеловечной практике и идеологии вообще. Они и будят мысль и чувства читателя. Но, конечно, нельзя недооценивать и того факта, что «Чапек вместе с Уэллсом был одним из основателей совершенно новой ветви в литературе и искусстве XX века. Эта новая литература называется социальная фантастика, литература фантастического реализма», — так сказал о Чапеке советский писатель А. Стругацкий на чапековском симпозиуме 1965 г. в Марианских Лазнях. <… >
Дорогой Борис Натанович!
Прошу вас явиться, прибыть, пожаловать завтра 8-го, в 6 час. вечера в Союз на заседание Бюро секции по поводу предстоящей работы на текущий, как говорится, сезон, чтобы поделиться с товарищами, коллегами и прочими лицами своими соображениями, предложениями, прогнозами, гипотезами, проектами, идеями обо всем, что может интересовать вышеупомянутую секцию.
Е. Брандис
P. S. Вышел сборник Дома детской книги, где есть Ваша статья. Продается в киоске Детгиза.
<…>
Стилевые особенности Стругацких оказались весьма пригодными для создания аргументированной, гармоничной и в то же время лаконичной картины будущего общества. Еще в «Стране багровых туч» и продолжении ее — «Стажерах» — Стругацкие нащупывали средства, которые без утомительной описательности позволили бы максимально приблизить читателя к далеко отстоящим по времени и месту событиям. Своеобразие литературной манеры, в которой выполнена повесть «Далекая Радуга», заключается в том, что, в отличие от Ефремова и Мартынова, Стругацкие абсолютно ничего не поясняют читателю, не расшифровывают научной сути явлений, не предаются авторским размышлениям о тех или иных сторонах изображаемой жизни, не поручают аналогичных функций персонажам. Они обращаются к читателю, не скрывая уверенности, что тот не менее их самих осведомлен в основных социальных, научных и технических предпосылках изображаемых событий.
Условность этих предпосылок сродни природе алгебраических величин: действия с ними подчинены определенным законам, но читателю дается возможность конкретизировать их значения и производные, домысливать любые подробности. Тут авторы вполне полагаются на читательское воображение. Их не