Он не услышал, как подошел Драмба, но потной спине под раскаленной рубашкой стало прохладно, когда тень робота упала на него, и ему стало легче. Все-таки он был не совсем один. Он еще долго лежал ничком, а солнце двигалось по небу, и Драмба бесшумно двигался возле, оберегая его от зноя. Потом он сел. Голые ноги были исполосованы колючками. На колено вспрыгнул кузнечик, бессмысленно уставился зелеными капельками глаз. Гаг брезгливо смахнул его и замер, разглядывая руку. Костяшки пальцев были ободраны.
– Когда это я? – произнес он вслух.
– Не могу знать, господин капрал, – сейчас же откликнулся Драмба.
Гаг осмотрел другую руку. Тоже в крови. Землю-матушку, значит, молотил. Родительницу всех этих… ловкачей. Хорош Кот. Только истерики мне и не хватало. Он оглянулся в сторону дома. Зеленое облачко едва виднелось на горизонте.
– Много лишнего я сегодня наболтал, вот что… – сказал он медленно. – Дикобраз ты, а не Кот. Выдрать тебя некому. Угрожать вздумал, сопляк… То-то Корней закатился…
Он посмотрел на робота.
– Рядовой Драмба! Что делал Корней, когда я ушел?
– Приказал мне следовать за вами, господин капрал.
Гаг усмехнулся с горечью.
– А ты, конечно, подчинился… – Он поднялся, подошел к роботу вплотную. – Сколько тебя учить, дубина, – прошипел он яростно. – Кому ты подчиняешься? Кто твой непосредственный начальник?
– Капрал Гаг, Бойцовый Кот его высочества, – отчеканил Драмба.
– Так как же ты, дикобраз безмозглый, можешь подчиняться кому-то еще?
Драмба помедлил, потом сказал:
– Виноват, господин капрал.
– Э-эх… – произнес Гаг безнадежно. – Ладно, бери меня на плечи. Домой.
Дом встретил его непривычной тишиной. Дом был пуст. Улетели стервятники. На падаль. Гаг прежде всего искупался в бассейне, смыл кровь и пыль, тщательно причесался перед зеркалом и, переодевшись в свежее, решительно зашагал в столовую. К обеду он опоздал, Корней уже допивал свой сок. Он с нарочитым безразличием глянул на Гага и снова опустил взгляд в папку, лежащую перед ним. Гаг подошел к столу, кашлянул и проговорил стиснутым голосом:
– Я вел себя неправильно, Корней. (Корней кивнул, не поднимая глаз.) Я прошу у вас прощения.
Говорить было невыносимо трудно, язык едва ворочался. Пришлось остановиться на секунду и крепко стиснуть челюсти, чтобы привести себя в порядок.
– Конечно же, я… я буду все делать так, как вы приказываете. Я был не прав.
Корней вздохнул и отодвинул от себя папку.
– Я принимаю твои извинения… – Он побарабанил пальцами по столу. – Да. Принимаю. Правда, к сожалению, я виноват больше тебя. Да ты садись, ешь…
Гаг сел, не сводя с него настороженного взгляда.
– Видишь ли, ты еще молод, тебе многое можно простить. Но я! – Корней потряс в воздухе растопыренными пальцами. – Старый дурень! Все-таки в моем возрасте и с моим опытом пора бы уже знать, что есть люди, которые могут выдержать удар судьбы, а есть люди, которые ломаются. Первым рассказывают правду, вторым рассказывают сказки. Так что ты тоже прости меня, Гаг. Давай-ка постараемся забыть эту историю. – И он снова взялся за свои бумаги.
Гаг ел какое-то месиво из мяса и овощей, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, словно вату жевал. Уши его пылали. Чушь какая-то опять получалась. Больше всего хотелось заорать и ударить кулаком по столу. Хватит строить из меня щенка! Хватит! Меня ударами судьбы не сломишь, понятно? Мы не из ржавого железа!.. Надо же, как повернул, опять я кругом дурак… Гаг плеснул себе в стакан из оплетенной бутыли с кокосовым молоком. Вообще-то говоря, я и на самом деле дурак. Он со мной как с мужчиной, а я как баба. Вот и получается – щенок и дурак. Не хочу об этом думать. Не надо мне твоей правды, не надо мне твоих сказок. То есть за правду тебе, конечно, спасибо – я теперь хоть понял, что ждать больше нечего, что пора дело делать.
Корней поднялся, взял папку под мышку и ушел. Лицо у него было удрученное. Гаг, жуя и прихлебывая, поглядел в сад. На песчаную дорожку из густой травы выбрался большой кот рыжей масти, в зубах у него трепыхалось что-то пернатое. Кот угрюмо повел дикими глазами вправо, влево и заструился к дому – должно быть, под крыльцо. Давай, давай, работай, брат-храбрец, подумал Гаг. Мне бы как-нибудь до вечера дотянуть, а там можно будет и делом заняться. Он вскочил, сбросил посуду в лючок и, пройдя по дому на цыпочках, направился в тот самый коридор. Надписей не прибавилось. Друзья в аду молчали. Ладно. Значит, придется все-таки в одиночку. Драмба… Нет. На рядового Драмбу надежды плохи. Жалко, конечно. Солдат бесценный. Но веры ему настоящей нет. Лучше уж без него. Пусть только сделает то, что надо, а потом я его… откомандирую.
Он вернулся в свою комнату, лег на койку, заложил руки за голову.
– Рядовой Драмба! – позвал он.
Драмба вошел и остановился у двери.
– Продолжай, – приказал Гаг.
Драмба привычно загудел прямо с середины фразы:
– …никакого другого выхода. Врач, однако, был против. Он аргументировал свой протест, во-первых, тем, что существо, не принадлежащее к бранчу гуманоидных сапиенсов, не может быть объектом контакта без посредника…
