Дощечка через лужу

Василиса Тихоновна. Боже мой, как же я ее ненавижу!

Димка. Кого?!

Василиса Тихоновна. Жизнь!!! (С оглушительным звуком спускает курок.) Попала?..

Неожиданно со стороны дома раздается ответный выстрел. На улочку влетает нечто вроде шаровой молнии, со страшным грохотом разрывается рядом с Димкой и Василисой Тихоновной. И Димка с Василисой Тихоновной проваливаются в слепящую тьму возле спасительных дверей «Булочной»…

… Через некоторое время в темноте этой становятся слышны какие-то отдельные слова, некоторые из которых можно разобрать:

У, пьянчужки!

Да не, пожалуй, это все же наркоманы.

А я тебе говорю, что пьянчужки!

А я говорю наркоманы!

Ну да, скажешь тоже: «наркоманы». Вон бабенка как прилично одета!

А я говорю, бывают очень даже богатые наркоманы!

Да ты что?!

Не веришь?

И опять слепящая тьма… Неизвестно сколько проходит времени пока Димка с Василисой Тихоновной приходят в себя на своей родной улочке лежащими возле дверей «Булочной».

Димка. Где это мы, ма? И кто это по нам стрелял?

Василиса Тихоновна(о чем-то своем). Значит, жену он все-таки не успел отвезти в больницу!.. Ты не видел моей сумочки? У меня там платок!

Димка. А ты моих часов? Неужто выкрали?! Значит, мы и В САМОМ ДЕЛЕ дома, ма!

Василиса Тихоновна. А иконку-то я там забыла! А это было единственное, что у меня осталось ОТ МОЕЙ ма!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Та же самая городская квартира. Правда, как это уже было сказано раньше, она теперь иначе обставлена: это заметно даже по кухне, где стоит дорогой импортный гарнитур и висят зеркала с бронзовыми светильниками, отчего кухня кажется светлее и заметно просторнее.

За столом сидит Афанасий Павлович и ест борщ. Рядом Василиса Тихоновна.

Афанасий Павлович(внезапно кричит). ПОНОМАРЕВ!!!

Василиса Тихоновна(даже вздрагивает). Что?!

Афанасий Павлович. Я вспомнил: до университета его настоящая фамилия была Пономарев!

Василиса Тихоновна. Чья фамилия?

Афанасий Павлович. Володарского!!!

Василиса Тихоновна. Ну и что из того? Что ты кричишь?

Далее они начинают разговаривать, как двое глухих, перебивая, не слушая и не слыша друг друга:

Афанасий Павлович. Дьявол многолик. И, наверное, всегда будет таким. В «Мастере и Маргарите», например, он невероятно обаятелен и, если не считать смерти одного негодяя, появляется только для того, чтобы дать Мастеру возможность поведать миру правду об Иисусе Христе.

Василиса Тихоновна. Димку отчисляют из школы. Как они говорят за несоответствующее возрасту поведение. В школе не хотят, чтобы у них на уроках сидел женатый человек!

Афанасий Павлович. А у нас? Еще совсем недавно всем нам казалось, что поступить к нему на службу это, скажем, пойти работать стукачом в КГБ. Теперь стукачом служить, судя по всему, никто не пойдет. Но предложат ему, например, вступить в некое акционерное общество, внести туда честно им заработанные – вот он и попался: что они там делают на эти его денежки неизвестно, может быть, они грудных младенцев с их помощью крадут! (Нехорошо усмехается.)

Василиса Тихоновна. Ну не расходиться же им из-за этого с Маринкой? Зато наверняка ему дадут отсрочку от армии, как отцу грудного ребенка. Правда, говорят, старого военкома убили. Прямо в парадной. Говорят, был добрым. Теперь назначат нового. Как-то он еще на это дело посмотрит?!

Афанасий Павлович. Или, как сказано кем-то из великих, главная его победа в том, что он сумел внушить, будто его не существует!

Василиса Тихоновна. Ладно. Купила ему, как он просил, специальный шлем, перчатки для какой-то там новой ТРЕХМЕРНОЙ Игры. Он его надел, сел к компьютеру и начал играть.

Афанасий Павлович. Между тем человечество всегда жило с мыслью о Боге. Поэтому ОЧЕНЬ ТРУДНО а практически просто невозможно – представить себе мир, который бы Он однажды решил покинуть.

Василиса Тихоновна. Через полчаса захожу в комнату сидит. Еще через час захожу опять сидит. В той же самой позе! Подошла, дотронулась до него а его там нет! Шлем пустой! Представляешь?

Афанасий Павлович. Ну, может быть, можно предположить первое, что произойдет в этом мире, из него наверняка исчезнет милосердие, а так же жалость и раскаяние; очевидно, потеряет цену добродетель; люди могут перестать совершать великодушные поступки; утратят смысл высокие идеи и цели; умрет поэзия, а с ней и любовь; как во время войны, обесценится жизнь или, во всяком случае, потеряет некий только ей одной присущий смысл; улетучится вдохновение, а с ним остановятся движение мысли и технический прогресс; зато наверняка проявят себя в полной мере неожиданные болезни!

Василиса Тихоновна. Потом точно так же он откуда-то взялся: как ни в чем не бывало встал от своего компьютера. Ужас какой-то! Пришлось компьютер снова перетащить на кухню, чтобы он был под наблюдением!

Афанасий Павлович. Будут происходить злополучные смерти близких! Наверняка станет рождаться много злых детей! Исчезнет стыд! Из случайностей будут происходить только самые худшие! А наиболее страшное из того, что я смог бы, наверное, предположить может быть, перестанут умирать смертельно больные люди!.. Василиса, эта ваша старушка ведь так и не умерла?

Василиса Тихоновна(она услышала). Нет.

Афанасий Павлович. Вот видишь!

Василиса Тихоновна. Афанасий! Вдруг он и в САМОМ ДЕЛЕ начал покидать этот мир?

Афанасий Павлович(в ужасе). КТО?!

Василиса Тихоновна. Димка!!! Может быть, еще тарелочку?..

Афанасий Павлович. Скоро я пополам тресну, Василиса, от этого твоего борща!

Василиса Тихоновна. Не ешь! Никто тебя не заставляет!

Афанасий Павлович. А хочется!

Василиса Тихоновна. Тогда молчи.

Афанасий Павлович. ПОСМОТРИ, ЧТО ТЫ СО МНОЮ СДЕЛАЛА! (Встает из-за стола толстый, неповоротливый.) А ведь никакой другой жизни у меня больше нет: ни жены, ни дочки ничего. Как будто и не было никогда! Зачем, спрашивается, жил? Зачем столько мучился? Остались какие-то ложные, как мог бы сказать экс-Пономарев, воспоминания. Ну, ходил… несколько раз поднимался на четвертый этаж там живут какие-то совершенно чужие мне люди!!! Говорят, въехали после пожара. Значит что, был пожар? А до пожара что было?.. А до пожара, оказывается, тоже жили совершенно чужие люди! Представляешь? В моей квартире!!! А я, зная это, совершенно ничего поделать не могу! Не пойдешь же в самом деле в милицию ни документов, ни свидетелей, НИ-ЧЕ-ГО! Все исчезло! Буквально все совершенно! А внутри зачем-то осталось… Как заметил когда-то Паскаль: «Человек это мыслящий тростник». А я бы от себя еще и добавил: «заплывший жиром!» Если когда-нибудь Бог в самом