Андрей Зинчук
ОЧЕНЬ Петербургские сказки
Электронная версия полиграфического издания
(исправленная и дополненная)
В книге петербургского автора Андрея Зинчука любитель жанра найдет все – от легких сказочных миниатюр для детей до филигранных, афористичных зарисовок для вполне взрослых людей. И три большие сказки для читателя любого возраста.
Все события в книге, как это обычно и принято в хороших сказках, происходят в наше время. Как это и принято в хороших сказках, здесь полно чудес: моментальные и легкие превращения, мгновенные перемещения в пространстве, герои-нелюди и люди-волшебники, вечность, которая длится всего один предновогодний день… И происходит это на фоне вполне земных и обыкновенных вещей – на фоне любви, ненависти, страха, дружбы, симпатии. Как это и принято в хороших сказках, автор ироничен и терпим.
Замечательно, что автор придумал новых, своих, героев. Они неожиданны, забавны, привлекательны. Спасибо автору: сказка торжествует – читателя ожидает интересное и веселое чтение.
Борис Стругацкий
Часть этих волшебных историй была написана Очень давно. Скажем, не преувеличивая, лет этак двадцать (если даже не двадцать пять) назад. Случилось так, что однажды, еще молодого и несмышленого, судьба забросила их автора в крохотный садик, расположившийся несколькими своими деревьями и кустами по соседству с Львиным мостиком, что переброшен через Грибоедов канал.
О, это было замечательное время! Тогда люди жили не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы получать от жизни удовольствие: вдоль канала стояли огромные Очень красивые тополя и лежали перевернутые кверху дном катера и лодки, а набережная была вымощена самой красивой в мире черной граненой брусчаткой. Кроме прочего, неподалеку от садика по набережной пролегали рельсы 36-го, почти всегда пустого, трамвая, тоже, видимо, ходившего по городу просто так.
Этот удивительный оазис так поразил воображение автора, что он решил остаться в нем по возможности дольше – завел себе поблизости друзей и знакомых, да и вообще старался бывать тут как можно чаще, совершенно, впрочем, не понимая, что его сюда так неодолимо влечет. Пока, наконец, не сделал одного Очень важного открытия: выяснилось, что на одной из скамеек вышеописанного садика иногда удается сочинять небольшие истории преимущественно волшебного содержания. (Разумеется, рядом жила прелестная девушка, под-то ее окнами автор и писал!)
Их и было сочинено в те прежние времена ровно пять.
Потом все изменилось: на место романтиков повсеместно заступили прагматики. Крепчайшую драгоценную брусчатку, по которой ходило и ездило не одно поколение петербуржцев, они сменили на банальный асфальт – словно раскатали по городу большой серый блин. Отменили хождение ненужного, по меркам здравого рассудка, трамвая. Зачем-то спилили большинство старых тополей. Убрали с канала мешавшие им лодки и катера. На месте садика взгромоздили весьма обыкновенный дом, как оказалось, стоявший тут когда-то Очень давно. (Правда, и сейчас еще, проникнув в его двор, можно найти два-три сохранившихся дерева из бывших прежде и несколько чудом уцелевших кустов.) В результате произведенных прагматиками разрушений жизнь в городе сделалась скучной.
Следующее поколение петербуржцев, возможно, захочет ее изменить: оно вернет на место крепкую граненую замечательную брусчатку. Разложит по набережной канала романтические лодки и катера. Пустит старый 36-й ненужный трамвай и посадит новые деревья на месте исчезнувших. Оно сумеет восстановить нормальную жизнь по сохраненным автором чертежам волшебных сказок, к которым со временем добавилось еще несколько, но написанных уже в наши неуютные времена.
ОДУВАНЧИК
Мальчишка, который совсем еще недавно родился в Городе, но был уже и умным, и красивым, стоял перед зеркалом.
Умным мальчишка был потому, что знал, например, как тридцать шестым номером трамвая доехать до бабушки. А красивым – потому что вокруг носа было у него много прозрачных коричневых веснушек, а на голове росли рыжие колючки.
Мальчишка смотрел в зеркало на свои веснушки, которых было много, на синяки и царапины, которых тоже было достаточно, и думал о том, что у него есть все, необходимое настоящему мужчине приблизительно его возраста.
И думал так до тех пор, пока однажды его знакомая – девчонка из соседнего дома – не заметила всего этого великолепия и не спросила:
– Тебя что, воробьи поклевали? – И назвала почему-то Чертополохом.
Мальчишка обиделся. Он потрогал свои синяки и поковырял царапины. Синяки были на месте, царапины тоже.
'Чертополох!…' – подумал он с обидой и с грустью вспомнил, что мама зовет его Подсолнушком.
Когда мальчишка в следующий раз вышел из дому, то опять встретился со своей знакомой девчонкой. Она словно назло ему шелушила подсолнух и кормила семечками воробьев.
Мальчишка хмуро прошел мимо и подумал, что он не хочет больше быть ни Чертополохом, ни Подсолнушком… Тут он увидел одуванчик. Увидел и решил, что Одуванчиком он бы, пожалуй, стал.
У мужчин решено – значит сделано. И мальчишка стал Одуванчиком. Его мама, когда он пришел домой, всплеснула руками:
– Только этого мне и не хватало!…
А мальчишка насупился и молча прошел в комнату, где стояло зеркало.
На следующий день он опять встретился со своей знакомой девчонкой. Она сама подошла к нему и спросила:
– Гуляешь?
– Гуляю, – ответил мальчишка.
– А… – сказала девчонка. – А я тоже гуляю!
Они помолчали. Потом девчонка спросила опять:
– А ты теперь кто?
– Теперь я Одуванчик, – ответил мальчишка. – А ты?
Девчонка растерялась, не зная, что ответить, захлопала глазами:
– Я!… Я!… – А потом взяла и, собрав всю свою злость, дунула на мальчишку. И мальчишка осыпался. Он ведь и на самом деле был Одуванчиком.
Потом девчонка убежала. А мальчишка остался стоять во дворе. И на его голове по-прежнему гордо
