Я напомнил ему, что если моя забота — поддерживать огонь, то его — готовить пищу. Он потянулся и побрел к костру.
Случайно бросив взгляд на его ноги, я увидел распоротую от кармана вниз до лодыжки штанину.
— Где это ты так? — спросил я.
Лот нагнулся, посмотрел.
— Не знаю. Вчера где-то зацепился, — и пошел дальше.
— Лот, постой! — от предчувствия я похолодел.
— Ну что? — засмеялся он издалека. — Ерунда какая, подумаешь! Старые портки распорол…
Я дал ему почитать дневник.
— И что теперь с нами будет?
— А я не знаю, — ответил он. — Не знаю. Можешь ты это себе представить?
— Да хоть как этому название? — не отставал я.
— Название-то? Может, у него и названия нет! — Вспомни, Лот, ты что-нибудь о подобном читал?
— Нет, даже не читал.
— Все-таки что ни говори, а читаем мы мало!
— Маловато читаем! Наверное, в этом все дело, — с усмешкой подхватил мои слова Лот и отправился готовить завтрак.
«ОХОТА НЕ УДАЕТСЯ. РЫБЫ НЕТ».
И мы вновь валяемся на берегу.
Двух здоровых парней кто-то опять обрекал на безделье (почему безделье?), заточал на миле площади, где только и могли они ощутить себя хозяевами в полной мере. В полной ли? — эта мысль могла бы больно уколоть мое самолюбие, если бы к тому времени оно сохранилось. Действительно, в полной ли мере мы тут хозяева? Нет. Да, мы хозяева, но в ужасе от того, что уже наверняка приготовило нам завтра. Хотя и в том, что произошло вчера, мы тоже не в состоянии разобраться. Мы хозяева, да! Но мы не можем покинуть своих владений! Заперты, унижены… Сами перед собой, перед мнимым своим всесилием…
— Человек! — совершенно отчетливо произнес чей-то хрипловатый голос. — Венец природы, всемогущий Бог, ею же самой созданный, призванный совершенствовать и изменять ее словом своим по образу и подобию своему… возомнивший себя Богом, хотя такого права никто ему не давал, но и теперь не отнимает… каждодневно и тупо подгоняет решение под сомнительный ответ, который только один ему и понятен, и знаком до черной тоски, до последней точки… как нерадивый школьник, забывая не только о своем величии, но так же и о том, к чему оно ему дано! Всемогущий или же Всемогущая — себе в насмешку, что ли? или в назидание потомкам? — создала, наконец, такой камень, который не то что поднять, но и сдвинуть с места теперь не в состоянии! А он — этот труднопередвигаемый результат ее деятельности — всего лишь навсего школьник. Зарвавшийся, упрямый двоечник. Ушастый, злой, ведущий бессмысленную тяжбу со своим великим учителем… Погоди, не уходи, я еще не договорил!..
Голос умолк или неожиданно оборвался. И я сидел на берегу с глупым чувством, будто только что подслушивал за дверью и меня за этим занятием поймали.
«РЕШЕНО БЫЛО ПРИСТУПИТЬ К ПОСТРОЙКЕ ДОМА, ДАВНЫМ-ДАВНО НАМИ ЗАДУМАННОГО».
Мы хотели поставить универсальный дом. Чтобы он предохранял от ветра, дождя, от возможных штормов и холодов. Чтобы во время шторма волны, перекатывающиеся через остров, не заливали пола, решено было приподнять его над ракушечником. Все щели мы хотели законопатить тиной, а на крыше возвести наблюдательный пункт. Для чего принялись сколачивать большие щиты, предполагая устроить из них стены, а вскоре положили первые доски пола. Работа шла плохо, так как у нас не было никакого инструмента. Уже дважды мы переругались, уже дважды или трижды прищемляли досками пальцы. Лот громко сопел, продолжая устанавливать то и дело заваливающийся от ветра щит. Щит падал, и мы его опять поднимали…
— Был бы тут наш отец, он бы помог нам! — в отчаянии сказал я. И тут же увидел результат своих слов: Лот бросил работу. Мне бы замолчать, но какой-то злой бес вселился в меня в эту минуту. — Отец бы помог! А ты ничего не можешь сделать! А ведь ты тут старший! — я выпалил это брату в спину, когда он уже уходил.
— Прости меня, — ответил он, не оборачиваясь, и зашагал к палатке. А я, все еще во власти зла, схватил полено и изо всех сил швырнул брату вслед.
Конечно же полено не долетело, гулко стукнулось о ракушечник. Брызнули белые осколки и хлестнули брата по спине. Но он даже не обернулся. А я обхватил голову руками и до боли зажмурил глаза.
Наш отец был физик. И пропал без вести на маленьком самолете, исследуя атмосферное электричество тогда, когда мы с Лотом были еще маленькими. Над маминой кроватью в большой комнате висела фотография отца с траурным кантом.
Полоса призрачного берега качнулась перед моими глазами. Берег исказился и пропал. Первую картину сменила вторая: тоже берег, но дальше, слева, видны были строения, в которых я узнал базу.
— …Нужно первому заметить, что ты стал смешон, — говорил уже слышанный мною однажды хрипловатый голос. — Обидно, но только в молодости что-то как следует понимаешь. А потом что? Живешь дурак дураком! Но ведь человек не умирает! В этом все дело. Или, если хочешь, смысл. Нужно только первому заметить, что ты уже стал смешон. Погоди, не уходи, я не договорил!
Берег пропал, картинка потухла. Я сидел все там же, обхватив голову руками и до боли зажмурив глаза.
«НОЧЬ. БРАТ СПИТ. СЕГОДНЯ МЫ ДАЖЕ НЕ ОБЕДАЛИ, СТРОИЛИ ДОМ. СТАВИЛИ ЩИТЫ, СБИВАЛИ ИХ ГВОЗДЯМИ, ТАСКАЛИ С БЕРЕГА ТИНУ И КОНОПАТИЛИ ЩЕЛИ. ДОСКИ ПРУЖИНИЛИ, РЖАВЫЕ ГВОЗДИ ГНУЛИСЬ. МНОГО ЛИ МЫ УСПЕЛИ? ПОСТАВИЛИ ЧЕТЫРЕ ЩИТА И ЗАВЕЛИ КРЫШУ. НА КРЫШЕ УСТРОИЛИ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ НА СЛУЧАЙ НЕПРЕДВИДЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ТУДА ЖЕ ПРОВЕЛИ ЛЕСТНИЦУ. С НЕЙ ВОЗНИ БЫЛО БОЛЬШЕ ВСЕГО: СТУПЕНИ ПРИХОДИЛОСЬ ОБЛАМЫВАТЬ, ЧТОБЫ НЕ ТОРЧАЛИ ВО ВСЕ СТОРОНЫ. ВНУТРИ ПОЛУЧИЛОСЬ НЕ ОЧЕНЬ УЮТНО — ОТОВСЮДУ ТОПОРЩАТСЯ ДОСКИ, И НЕТ НОЖОВКИ, ЧТОБЫ ИХ ПОДПИЛИТЬ. ПОЭТОМУ В ДОМЕ ПРИХОДИТСЯ ХОДИТЬ СОГНУВШИСЬ. К ВЕЧЕРУ ЛОТ ШАТАЛСЯ ОТ УСТАЛОСТИ. Я ЖЕ ПРОДОЛЖАЛ РАБОТАТЬ ПРИ СВЕТЕ КОСТРА. В ОДНОЙ ИЗ ДВУХ ПОЛОВИН ДОМА Я РЕШИЛ УСТРОИТЬ КРОЛЬЧАТНИК, ДЛЯ ЧЕГО РАЗДЕЛИЛ ПРОСТРАНСТВО ВТОРОЙ КОМНАТЫ ПЕРЕГОРОДКАМИ».
Когда я проснулся, Лот еще крепко спал, и мне стоило немалых усилий его растолкать. Он поднялся заспанный и плохо соображающий. (эта фразу уже была?) К этому времени я уже облазил новый дом изнутри. Поэтому, когда в глазах брата появились проблески сознания, я показал ему на дом и спросил:
— Знаешь ли ты, что это такое?
— Что? — спросил Лот, еще ничего не замечая.
— Это хи-ба-ра! — сказал я. Лот ахнул. И безвольно махнул рукой. А я добавил, чтобы его позлить: — А мы с тобой двое сумасшедших, которые тут ее выстроили. Во всяком случае, мотивы у нас те же. Будем ломать?
— Пусть остается, — бесцветно отвечал Лот. — Если надо было, чтобы она появилась во второй раз, значит зачем-то нужна. Пусть стоит. Надеюсь, истерики ты устраивать не будешь?
Я кивнул в том смысле, что на истерику он может не рассчитывать. «Волентэм дукунт фата…» Не желающего судьба тащила.
Позже — в который уже раз? — мы обошли остров. Бухта под маяком была основательно забита нефтью, хотя недавно ее выдуло отсюда в море. На дальнем мысу было относительно спокойно. Мелкие битые волны беспорядочно штурмовали песчаную косу. С севера ровной стеной задувал ветер. Соленый. Тревожный. Тяжелое солнце никак не могло окончательно приподняться над горизонтом. Кругом, насколько хватало глаз, была вода. В десяти милях к юго-востоку едва виднелась буровая вышка. По нашим расчетам выходило, что поездка туда и обратно (при отсутствии встречного ветра и течения) займет часов
