творилось за пределами ямы. По скрипу снега определил, что второй камень пойдет правее первого. И опять дубинка над головой заставила присесть на самое дно. Вот показался край второго валуна. Пожалуй этот побольше будет. А мелькающая сверху дубинка не дает подняться. Внезапное замешательство и о, чудо, короткая автоматная очередь внесла успокоение в истерзанную страхом Костину душу:
— Ну, наконец-то…
Сначала раздался голос Алексея:
— Костя, не стреляй.
Потом над ямой появилось и само лицо лейтенанта.
— Ну как ты тут? Живой?
— Живой… Вишь, сам из охотника в дичь превратился. А эти где?
Лейтенант посмотрел куда-то в сторону, поверх ямы:
— Кокорь одного поймал, остальные удрали. Ну чего, так и будешь сидеть?
Константин сначала подобрал гильзы и сунул в карман, выбросил наружу ружье, затем привстав на камень и опираясь на кол, полез вверх. Стоявшие рядом лейтенант и Женя, ухватив за плечи, помогли выбраться.
— Ну, братцы, попал.
— Да уж, попал так попал. И как тебя угораздило сюда залезть?
— И не говори, сам не пойму… — подошел к пленному разбойнику, от всей души врезал ему сапогом — У, зараза, я ж говорил, власть поменялась! Дубиной хотел меня… Вот теперь я сам тебя этой дубиной…
— Ну все, все, все… Не трогай языка, он нам еще пригодится. — успокоил его Алексей. — Пошли к машине, и так задержались. Ты хоть куропаток то настрелял?
Костя замялся:
— Да я тут глухарей увидел, вот такие здоровые, как страусы… — развел руки. — И в яму влетел, и тут уже эти заразы появились. Да я еще застрял, полушубком зацепился, ни туда, ни сюда. Во общем, вот так вот. Хотя двоих вроде бы зацепил.
— Понятно, а я пять штук снял, да Стас еще семь. Уже к машине пришли. А тебя нет и нет. Потом слышим, стреляешь. Но я сразу определил, не с ружья, а с макарова. Потому и решили, что что-то случилось. По куропаткам то при ружье никто с пистолета палить не будет.
Кокорь помолчал, не желая перебивать старшего, а потом добавил:
— Одного в плечо, второго в руку. Оба легко, на своих ногах убежали.
— А ты откуда знаешь? — удивились милиционеры.
— Дык… Следов то вон, смотрите. И кровь и прочее. Вот руку перевязывали и снегом затирали, а здесь другой тулуп снимал и рубаху. — Кокорь показал рукой отпечатки на снегу. — Яму вчера рыли, землю в овраг скидывали, а снег, чтоб присыпать, с этих кустов брали.
— Да… — покачал головой лейтенант. — Тебе бы следаком в органах работать.
Увидав пленника Стас обрадовался:
— Ничего себе — куропатка. Ну, наконец-то, хоть узнаем где мы находимся.
Идущий вслед за пленником Костя пихнул того в спину:
— Иди, иди, не оборачивайся. Вот, принимайте местного бандита. Раздеть и пришибить меня хотели…
Путешественники, сгрудились вокруг разбойника, допрос интересовал всех.
— Кто ты, откуда, чем занимаешься? — начал Алексей.
— Да мы это… — заюлил пленник. — Киря я, Кириллом крещен, значит. Вольные мы, на лов пошли мясо добывать. Для князя Даниила, сына Романа Великого.
Стас посмотрел на лейтенанта:
— Роман Великий? Что за Великий? Не знаю такого. Это черниговский князь? — уточнил он у пленника.
— Не… Торопецкий, в Чернигове же Михаил сидит. — пленник заерзал.
— Какой такой торопецкий? Где это? — удивился Стас.
Пленник задумался:
— Я не знаю. Говорят так — торопецкий. А еще — он галицкий или волынский. Вотчина его — Галич, только в Галиче давно сидит боярин Судислав и мадьярский король Андраш. А Даниил как бы с Волыни.
— Чего то ты мудришь, парень. Где Волынь и где ты… Чего ж вы залезли зверя промышлять в такую даль? — Алексей взял пленника за плечо и сжал пальцы.
— Так мы это… Христом Богом клянусь. Тут же земля ничейная, пограничье, вот мы, значит, сюда и пришли. Зверя добывать.
— Зверя, говоришь? — взорвался Костя, и стукнул разбойника ногой в спину. — А зачем с меня хотели шкурку содрать?
— Прости, боярин. Мы ж шутя. И совсем не покалечили. Яма то на тура была. А за обиду я виру заплачу, целую гривну дам. У меня есть, только спрятана…
— Шутя? Взятку предлагаешь? — и еще раз стукнул пленника.
Но тут вмешался лейтенант.
— Костя, угомонись. — и обратясь к пленнику, — А год сейчас какой?
Разбойник испуганно посмотрел на гаишника.
— Я не ведаю. Мы люди вольные, нам года знать ни к чему, то монахи знают. — произнес он и в подтверждение слов перекрестился.
Путешественники спрашивали еще много интересующих их вопросов, но пленник мялся, путался и толком ни на что так и не ответил. Или действительно не знал, или просто не понимал вопросов.
— Врет он все. — подытожил Стас. — Боярина галичского знает, а своего князя — нет. Да княжество то, якобы на Волыни. Это ж другой конец географии, за Киевом. Специально назвал, чтоб проверить не смогли. Либо беглый, либо еще что.
— Да, я тоже так думаю. Толку от него… Чего с ним делать будем? — согласился лейтенант.
— Связать, да и сдать в ближайшем поселке. Как ни как, разбойник. Глядишь, и нам больше веры будет.
— Не надо меня сдавать, я ж вам ничего не сделал — запричитал пленник. — Я на ловы пришел, меня тут и не знает никто… Я вам две гривны дам, только отпустите. Век молиться за вас буду…
— О! Что я говорил? — рассмеялся Стас. — Местный он. И не мясо промышлял, а прохожих!
Стас полез в будку и достал капроновый фал.
— А не развяжется? — спросил Костя. — Может лучше наручники?
— Не, я двойным геркулесовым свяжу. Этот узел не развязываемый в принципе. Только резать. Его древние римляне придумали, рабов связывать. — оглянул собравшихся и продолжил. — А что, на счет костра так никто и не позаботился? Уж стемнеет скоро и куропатки неразделанные протухнут. Обедать будем в ужин?
Народ стал расходится по разным хозяйственным делам и только связанный пленник остался сидеть на снегу, привалившись к заднему колесу Зилка.
Наутро Стаса разбудил Валентин:
— А пленник то сбежал. Вот тебе и не развязываемый узел…
— Как сбежал?
— Он веревку пережег. Когда все спать пошли, костер то не потушили. — добавил Кокорь.
— А… — махнул рукой Стас. — Ну и черт с ним.
— Нужно было его шлепнуть. — с сожалением добавил Костя.
— Какой-то ты все же кровожадный. — встрял Евгений.
— Посидел бы в яме, когда над головой дубина порхает, посмотрел бы я на тебя. — возразил милиционер.
— Эт все ерунда. Вот год так и не узнали, обидно…
— Год? — оживился Костя — Кстати, Стас, этот хмырь ругался вполне профессионально татарским