— И то верно. Пойду, братцы, не поминайте лихом. Живой буду, напишу. Прощайте, братцы. — Литуев пополз по льду, и раненая нога волочилась за ним, как плеть. Проскуров полз сбоку и поддерживал Литуева рукой.
— Из новеньких, может? — спросил Шестаков.
— Кострюков? — сказал Войновский.
— Кострюков еще утром уполз, товарищ лейтенант. Ему руку оторвало правую. Я сам его относил.
— Кто же это?
— Молочков! — воскликнул Стайкин. — Он самый.
— Он же убитый. — Шестаков посмотрел на Стайкина и покачал головой.
— Неужели не он? Ах, господи...
— А где Маслюк? — спросил Войновский.
Позади, за цепью поднялась рука, и громкий голос крикнул оттуда:
— Маслюк здесь. Живу на страх врагам. Сейчас с котелком к вам приду.
— Может, и не было никого, с перепугу мерещится. Такой снаряд жаханул.
— Человек ведь не может пропасть? Правда? — спросил Войновский и посмотрел на Стайкина. Стайкин пожал плечами, и вдруг глаза его сделались стеклянными. Войновский посмотрел по направлению его взгляда и вздрогнул. У края огромной воронки тихо и покойно покачивалась на воде белая алюминиевая фляга.
— Кто же это? А? — Войновский растерянно посмотрел вокруг и увидел, как солдаты быстро и молча расползаются прочь от воронки по своим местам. Шестаков посмотрел на воронку, быстро встал на колени, перекрестился и снова лег.
— Да, — сказал Стайкин. Он подполз к краю воронки, вытянул руку, поймал флягу, поболтал ею в воздухе. — Есть чем помянуть. Запасливый был человек.
Шестаков снова посмотрел на Стайкина и покачал головой. Войновский подполз к воронке и заглянул в воду. Вода была темная, глубокая и прозрачная. Она негромко плескалась о ледяную кромку, и Войновский ничего не увидел в глубине — только низкое, серое небо и свое лицо, незнакомое, искаженное и качающееся.
ГЛАВА XI
Сергей Шмелев видел, как двухсотсемимиллиметровый снаряд упал прямо в середине второй роты и ледяной покров озера дважды поднялся и опустился, когда ударная волна прошла сначала по льду, а потом по воде. Шмелев послал Джабарова узнать, что там натворил снаряд, а сам остался лежать. Он ничем не мог помочь своим солдатам, и душная тревога все сильнее сдавливала сердце.
Впереди был берег. Позади простиралось ледяное поле, холодное и безмолвное, и туда тоже не было пути. Пятнадцать часов было контрольным временем боевого приказа. Красная стрела, начертанная уверенной рукой на карте, уже дошла до железнодорожной насыпи и вонзилась в нее. Стрела не знала и не желала знать, что на свете есть пулеметы, тяжелые фугасные снаряды, холодный лед, огненные столбы воды.
Шмелев посмотрел на часы и невесело усмехнулся. Было десять минут четвертого. Пошел мелкий снег. Он падал на лед, на землю, на ленту шоссе, на рельсы и шпалы далекой железной дороги. Берег затянулся зыбкой переливающейся сеткой.
Да, берег никак не давался и все время уходил от них. Сначала их не пустили мины, рассыпанные на льду. Атака в лоб не удалась, они пошли в обход и потеряли там роту. Потом им дали самолеты, но немцы успели пристреляться и поставили перед ними огневой вал. Но они все равно бежали к берегу, возвращались, снова бежали и возвращались. А потом... потом они оставили на льду столько товарищей, что уже не имели права уйти отсюда просто так, не взяв берега. Нет, они не имели права бросить их, они должны взять их с собой...
Шмелев перевернулся на спину и закрыл глаза, чтобы не видеть падающего снега. Он лежал, закрыв глаза, стиснув зубы, ему казалось — еще немного, и он найдет выход. Лишь бы на минуту забыть обо всем, сосредоточиться на самом главном — и он узнает, что надо сделать, чтобы пробиться к берегу сквозь лед и снова обрести землю.
Тонко запищал телефон. Шмелев открыл глаза. Плотников по-прежнему лежал на спине. Лицо его стало белым, в глазницах скопилось немного снега, и глаза не стали видны. Шмелев пристально всматривался в белое застывшее лицо, словно мертвый мог открыть то, что искал живой. Щиток лежал у головы Плотникова и все время отвлекал внимание Шмелева. Шмелев вдруг разозлился на щиток, изловчился и что было сил пустил его по льду. Щиток покатился, дребезжа и царапая лед.
Телефон запищал снова. Григорий Обушенко сообщал, что видит на севере двое аэросаней, которые миновали пункт разгрузки и следуют к берегу. Шмелев с досадой приподнялся на локтях. За тонкой сеткой падающего снега быстро катились по льду две серебристые точки. Гул моторов все явственнее пробивался сквозь треск пулеметов.
— Что скажешь? — спросил Обушенко. — Наш? Или повыше?
— Я думаю — выше. — Шмелев не радовался гостю, кто бы тот ни был.
— Пойдешь встречать?
— Сами приползут.
Полковник Славин подползал к Шмелеву, и лицо его не обещало ничего доброго. На Славине был чистый свежевыглаженный маскировочный халат, на шее болтался автомат, а пистолет заткнут прямо за пояс. За Славиным гуськом ползли автоматчики. Пулемет выпустил длинную очередь, но Славин даже не пригнул головы.
Шмелев пополз навстречу. Часто дыша, они сошлись голова к голове. Красивое лицо Славина было искажено от ярости.
— Почему вы лежите? — спросил Славин. — На сколько назначена атака?
— Атака будет через час, товарищ полковник. Вы не опоздали.
— Не думайте, что я приехал для того, чтобы лежать рядом с вами. Атака будет через двадцать минут.
— Она будет девятой...
— И последней, — оборвал Славин.
— Товарищ полковник, прошу выслушать меня. Мне все время недостает тридцати секунд.
— Не понимаю вас.
— Только тридцать секунд. Пока немцы увидят, как мы поднимаемся в атаку, пока они передадут команду на свои батареи, пока там зарядят орудия, пока прилетят снаряды — на все это уходит полторы минуты. А чтобы добежать до берега, нам надо две минуты. Тридцати секунд не хватает, и мы натыкаемся на огневой вал. Я рассчитываю, что в сумерках они будут работать медленнее, и я возьму то, что мне недостает.
— Вам недостает решимости заставить солдат идти вперед и не ложиться. Вы сами дали противнику возможность выиграть время и пристреляться. Куда вы смотрели, когда вам помогали самолеты?
— Атака штурмовиков не дала особого эффекта. По всей видимости, у них очень крепкие блиндажи.
— А у вас, я вижу, слабые нервы. Вы преувеличиваете, капитан. Только я еще не понял — зачем? Или вы забыли о том, что обещали генералу?
— Очень хорошо помню об этом, товарищ полковник.
— Вызовите командиров рот. Я сам поставлю задачу.
— Еще светло, товарищ полковник.
— Я не привык повторять свои приказания.
Пуля шлепнулась, сочно чавкнув. Она вошла в лед под самым локтем Славина; Шмелев увидел, как на поверхности льда образовалась и тотчас затянулась водой крохотная дырочка. Славин и бровью не
