Толпа шарахнулась от медведя и сжалась еще сильней. Иванка рванулся вперед, расталкивая стоящих локтями.
– Тащи скомороха во Всегороднюю! – требовал за спиной стрелец. – Пошто на стрелецкого голову клеплешь!
– Да ты что за дворянин? Ты какой дворянин? – кричали в ответ. – Чего тебе жалко дворян?
Иванка мчался по сумеречным улицам Пскова. Мимо Земской избы и Рыбницкой башни он пробежал стремглав, чтобы никто не заметил, в какую сторону он уходит.
Едва переводя дух, он постучал у ворот Гаврилы.
– Дядя Гавря, повесят меня! – выпалил он, вбежав в горницу.
– Ступай запри ворота покрепче, – сказал Гаврила. – Я те колодезь качну – умойся, приди в спокой, а там скажешь.
Они вместе вышли во двор, и вдруг раздался нетерпеливый, поспешный стук в ворота. Гаврила толкнул Иванку в сторону сеновала и сам пошел отпереть.
– Кто там? – громко спросил он.
– Я, Кузя, – послышался голос. – С Иванкой беда, – в волнении сказал Кузя, входя во двор.
Иванка выскочил из сена и обнял его.
– Ты веревку разрезал? – спросил Иванка.
– Веревку – что! Гляди, свару какую затеял. Небось и сейчас в воротах дерутся! – воскликнул Кузя, обрадованный спасением друга.
3
Гурка Кострома стоял со своим медведем среди горницы. Михайла Мошницын, Чиркин, Захарка, Неволя Сидоров, Устинов, Левонтий Бочар, Максим Гречин – все были в сборе, срочно вызванные Мошницыным. Толпа горожан возбужденно гудела на площади, у крыльца Всегородней, на котором держали караул двое стрельцов, упустивших в свалке Иванку и теперь старавшихся отыграться на скоморохе.
Петр Сумороцкий стучал кулаком по столу.
– Глум над ратным начальством чинить да дворян же в начальные люди ставить! Тут всякий бродяга в глаза плюнет, а там будет царь казнить! На черта сдалась мне такая доля! Садите в тюрьму, коли так, не стану в начальниках ратных! – кричал Сумороцкий в глаза земским выборным.
– Постой, погоди, уймись, Петр Андреич, пошто распалился! – уговаривал Левонтий Бочар.
– Того распалился – я городу правдой служу! Не сгодился, не надо! А то сами измену чинят, да меня же еще попрекают изменой!..
– А сам скоморох в городу отколе явился? Не Хованским ли заслан, чтобы смуту сеять, чтоб рознь между нас учинить? – осторожно сказал Захарка.
– Не грех бы под дыбой спрошать! – отозвался Устинов. – В городе голод, а он, вишь, гусями скотину кормит. Не московский ли гусь?
– Отколе пришел? – строго спросил скомороха Мошницын.
– Из стольной Москвы, – прямо сказал Гурка.
– Пошто лез? – продолжал кузнец.
– В земскую рать на бояр, как письмами звали из Земской избы. Я в ту пору был в Новеграде.
– Врешь, глумивец! Хованский тебя послал! – крикнул Неволя в лицо Гурке.
– Мы с Мишей боярам не служим. Так, Миша? – спросил скоморох.
Медведь затряс головой и воинственно заворчал.
– Не на рынке стоишь – в ответе! – крикнул Чиркин. – Потеху брось!
– Вот вам, земские люди, мой сказ. Хотите добра? Тогда быть поклепщику скомороху за караулом, а зверю насмерть побиту. В том мир и лад! – внятно и требовательно сказал Сумороцкий. – А нет, так ищите иных начальных людей.
– Нам что же стоять за глумца – не кум и не сват! – ответил Устинов за всех. – Пусть знает боярин Хованский, что нас не возьмешь раздором.
– В тюрьме раздорщику место! – поддакнул Максим Гречин.
– Захар, пиши на подворье памятку, – согласно сказал Мощницын.
Перо Захарки забегало по бумаге, выводя приказ о заключении скомороха.
Мошницын коптил на свече печать. Захар подал готовый листок, Михайла черкнул свою подпись и припечатал.
– Стрельцы! – крикнул Чиркин, приотворив дверь.
Оба стрельца вошли в горницу.
– На подворье свести скомороха, – сказал Мошницын. Захар подхватил из его рук бумажку и подал стрельцу.
– Обманщики! – выкрикнул Гурка. – По городам писали, что нету дворянской власти во Пскове. Ан всем володеют дворяне!
