Радостный крик Богдана прервал Ермакова:
― Отвечают! Отвечают!
Все вскочили на ноги. Сухой, надтреснутый голос устало произнес:
― Я Вэ—шестнадцать. Я Вэ—шестнадцать. «Хиус», «Хиус», отвечайте. «Хиус», отвечайте. Я Вэ—шестнадцать. Даю настройку: раз, два, три, четыре. Три, два, один. «Хиус», отвечайте…
― Это Зайченко,― пробормотал Юрковский.
Богдан торопливо заговорил:
― Вэ—шестнадцать, слышу вас хорошо. Вэ—шестнадцать, я «Хиус», слышу вас хорошо. Почему так долго не отвечали?
Я Вэ—шестнадцать, я Вэ—шестнадцать,― не обращая, по— видимому, никакого внимания на ответ Богдана, продолжал Зайченко.― «Хиус», почему не отвечаете? Почему замолчали? «Хиус», отвечайте. Я Вэ—шестнадцать…
— Мы их слышим, они нас ― нет,― сказал Дауге.― Час от часу не легче. Ну— ка…
— Я «Хиус», слышу хорошо,― упавшим голосом повторял Богдан.― Я «Хиус», слышу вас хорошо. Вэ—шестнадцать, я «Хиус»…
— Я Вэ—шестнадцать, я Вэ—шестнадцать. «Хиус», отвечайте…
Прошел час. Тем же монотонным, полным безнадежного ожидания голосом Седьмой полигон вызывал «Хиус». Так же монотонно и устало отвечал Богдан. Седьмой полигон не слышал его. Пространство доносило до «Хиуса» радиосигналы с Земли, но не пропускало его радиосигналы. Ермаков неустанно расхаживал по рубке. Юрковский сидел неподвижно с закрытыми глазами. Дауге барабанил по колену костяшками пальцев. Быков вздыхал и гладил ладонями колени. В рубку, посасывая пустую трубочку, прошел Крутиков.
― Я Вэ—шестнадцать. «Хиус», отвечайте…
Что—то зашуршало и затрещало в эфире. Новый, незнакомый голос ворвался в планетолет, задыхающийся и хриплый голос:
― Хильфе! Хильфе! Сэйв ауа соулз! На помосч! На помосч!
Тэйк ауа пеленгз!
Юрковский торопливо поднялся. Замер, остановившись как вкопанный, Ермаков. Дауге схватил Быкова за руку.
— Хильфе! Хильфе! ― надрывался незнакомец.― Ин ту― три ауаз ви ар дан… Баллонен… На помосч! Кончается…― Голос потонул в неистовом треске и взвизгивании.
— Что это? ― пробормотал Быков.
— Кто—то гибнет, просит помощи, Алексей…― одними губами прошептал Дауге.
— … Координатен… цвай ун цванциг… двадцать два… Задохнемся… Цум аллее…
— Спицын, на пеленгатор, живо! ― приказал Ермаков.
— Есть!..
— Ауа пеленгз… тэйк ауа пеленгз… Унзерен пеленген…
— Немедленно идти к нему! ― крикнул Юрковский.
— Вопрос ― куда?
— Спицын, что у вас там?
После короткой паузы раздался изменившийся голос Спицына:
— Пеленг не берется!
— Как ― не берется?
— Не берется, Анатолий Борисович,― дрожащим тенорком простонал Спицын.― Сами убедитесь…
Не сговариваясь, не оглядываясь друг на друга, Юрковский, а за ним Дауге и Быков протиснулись в рубку. Быков заглянул через плечо Ермакова. Тонкая длинная стрелка медленно и вяло кружилась по циферблату, нигде не задерживаясь и слегка подрагивая на ходу. Юрковский выругался.
― Хильфе! Хильфе!.. На помосч… Тасукэтэ курэ! Наши пеленги…
Все растерянно глядели друг на друга. Богдан с остервенением крутил барабан настройки пеленгатора; щелкая рычажками, включал и отключал какие—то приборы. Взять пеленг не удавалось.
― Заколдованное место,― прошептал Богдан, вытирая со лба пот.
― Это позор для нас,― тихо сказал Дауге,― люди гибнут…
Ермаков стремительно повернулся к нему:
― Почему вы в рубке? Кто разрешил? Марш за дверь, вы, трое…
На ступеньках Юрковский присел на корточки и уткнул подбородок в ладони. Быков и Дауге стали рядом.
― На помосч! На помосч! ― надрывался хриплый голос.―
Эврибоди ху хиарз ас, хэлп!
Быков, затаив дыхание, слушал. Он не знал, кто взывает о помощи, не знал, что произошло там, он чувствовал только, всем существом своим чувствовал страшное отчаяние, сквозившее в каждом звуке этого голоса.
— Если бы только знать, где они находятся!..― прошептал Юрковский.
— Черт! ― злобно выкрикнул Дауге.― Неужели никто, кроме нас, их не слышит?
— Насколько я знаю, кроме нас сейчас в полете не менее семи кораблей. Из них только два ― китайский и английский ― имеют некоторый запас свободного хода. Но все равно, пока они рассчитают новую траекторию, пройдет не менее часа… Странно, что мы их не слышим все—таки…
— Кого?
— Тех… других…
— Только «Хиус» мог бы лететь без всяких расчетов траекторий, прямо на пеленг,― сказал Дауге.
— Был бы пеленг…
В дверях появился Ермаков, бледный, с блестящими, словно стеклянными, глазами.
— Спускайтесь в каюты, товарищи! ― приказал он.― Укладывайтесь по койкам, пришвартуйтесь к ним. Попробуем выскочить из этого проклятого мешка. Ускорение превысит норму в четыре раза ― имейте в виду. Дауге, покажете Быкову, как вести себя при перегрузке.
— Есть!
Юрковский поднялся и первым пошел вниз. И тут из рубки раздались новые звуки. Чей—то резкий, уверенный голос на скверном английском спрашивал:
— Ху токе? Хиар ми? Ху токе? Ай тэйкн ёр пеленгз… Тот, кто звал на помощь, взволнованно ответил:
— Ай хиар ю олл райт!
— Спик чайниз?
— Но…
— Спик рашн?
— Да—да, говорью и понимайю… Вы русски?
― Нет. С вами говорит командир звездолета КСР «Ян—цзы» Лу Ши—эр. («Добрый старый Лу!» ― прошептал Юрковский.) Мы слышим вас давно, но у нас только направленный передатчик, а ваш пеленг удалось взять лишь несколько минут назад. С кем я говорю?
― Профессор… университи ов Кэмбридж… Роберт Ллойд. На борту корабля «Стар»… Ужасная авария… Они заговорили по—английски.
― Мы идем к вам по пеленгу,― сообщил Лу.
(«Смельчак!» ― Дауге широко раскрытыми глазами взглянул на Юрковского.)
— Спасибо, большое спасибо… Вы где?
— Полчаса назад снялись с международной базы на Фобосе. Горестный крик раздался в ответ:
— Вам не успеть!.. Нет—нет, вам не успеть! Мы обречены…
— Постараемся успеть. За нами готовятся к вылету аварийные космотанкеры. Мы снимем вас с вашего…
