Абтраковы все говорили по-русски и даже были по-русски грамотны. Все они льстили себя надеждой, что после восстания им, как оставшимся «верными», будут пожалованы начальством особые льготы. Они то и дело тайно сносились с заводским начальством, с командирами солдат, расположенных в горных заводах, передавали им списки самых ярых бунтовщиков и мечтали о скором подавлении мятежа, который препятствовал их спокойной торговле. Салавата они считали главным виновником возмущения башкир и выговорили себе заранее хорошую цену за выдачу Салавата властям.
Салават с Рустамбаем вошёл в дом Кулуя Абтракова.
— Салам-алек! — приветствовал он. — Я набираю воинов в Красноуфимскую крепость. Всех, кто может держать оружие, зовёт государь…
— Ай-бай-бай! — с насмешливым сокрушением протянул старший Абтраков. — Знать-то плохо твоему «государю», что ночью послал тебя кликать воинов!
— Говорят, его скоро повесят, твоего «государя». В Оренбурхе на площади виселицу поставили! — подхватил второй брат.
— Ещё говорят, что ты сам с дороги в буране сбился: должно, шёл к каким-то ворам, а попал к честным людям! — засмеялся третий.
— Садись, посиди тут с нами. Допьём чай, тогда тебя свяжем! — нагло сказал Кулуй.
Все семеро мужчин, сидевших в избе, откровенно расхохотались. Они не ждали, что Салават придёт сам в западню, и смеялись своей удаче, уверенные, что он приехал один и некому за него вступиться.
— Старшина-агай, скажи им, что ты знаешь указ государя, — обратился Салават к Рустамбаю.
— Как же, как же! Читал ведь указ. Казак-падша указал всех, кто может сидеть в сёдлах, всех, кто саблю может держать, забирать в солдаты. В указе так сказано: кто противиться станет, тому, значит, смерть! — подтвердил Рустамбай.
— С оружием, что ли, идти? — спросил Бахтияр Янышев с каким-то особым значением.
— Как же, как же! С оружьем, значит! — подтвердил Рустамбай.
— Берись за оружие! — крикнул Кулуй.
И все похватали приготовленное заранее оружие. Но Салават в тот же миг толкнул дверь и выскочил во двор.
Давя друг друга в дверях, заговорщики с криками выскочили вслед за Салаватом, но непроницаемая завеса бурана уже повисла меж ними.
Вдогонку Салавату свистнули стрелы.
— Жягеты! Не выпускай из двора! Бей! Руби их! — послышался голос Салавата за снежною пеленой, — Сдавайтесь, изменники!
И хор молодых голосов повторил:
— Сдавайтесь, злодеи!
Заговорщики, успевшие выскочить из ворот, оказались со всех сторон окружены всадниками, которые прижимали их и загоняли во двор. Заговорщики, не ожидавшие натиска, отступили. Они шли всемером на одного Салавата, а тут им, во мраке и непогоде, представилось целое войско… Они ощетинились, как звери, загнанные в берлогу, пускали стрелы в невидимого врага, но юноши смело наседали на них. Бежать было некуда. Их, как баранов, загнали во двор. Они заперлись в доме Кулуя, превратив его в крепость, из узких окон которой били, как из бойниц, приближавшихся к ним юных друзей Салавата. Загремели выстрелы, вскрикнул раненый.
— Салават-агай, нас двадцать три! — в радостном возбуждении сказал Мурат, подведя Салавату лошадь.
— Спасибо, сотник Мурат, — ответил ему Салават.
Настала минута затишья.
— Эй, вы, собаки, сдавайтесь на милость! — крикнул Салават, подъехав к самому дому.
В ответ ему грянул в упор ружейный выстрел из окна дома. Пуля ударилась в кольчугу на груди, но не пробила её… Рядом заржала раненая лошадь. Мимо головы Салавата просвистела стрела.
— Сдавайтесь, проклятые! — повторил Салават. — В последний раз говорю — сдавайтесь на милость!
Снова ударил выстрел, и рядом с Салаватом застонал раненый воин.
Салават спрыгнул с седла.
— Заваливай двери в дом! — приказал он.
Заговорщики знали, что делали. Они послали гонца на Усть-Катавский завод, где стояла команда солдат. Они считали, что тут, в надёжном укрытии, сумеют протянуть до утра, когда подойдут солдаты. Милости от Салавата они не ждали, но думали, что солдаты их выручат.
По приказу Салавата юноши спрыгнули с сёдел. Они заваливали двери в дом бочками, санями, брёвнами, сломали плетень, сокрушили ворота и все валили к дверям.
Узкие окна старинного дома были годны лишь для того, чтобы стать бойницами. Человеку в них было не влезть и не вылезти. Когда завалили дверь, заговорщики оказались в плену.
— Хворосту! Сена сюда! Огня! — приказал Салават.
Тогда из женской половины дома раздался плач детей и женщин, в страхе слушавших, что происходит.
— Женщин с детьми пустить, — приказал Салават.
Их выпустили. Женщины ведьмами бросились на своих врагов. Слышались истошные вопли, плач, покрывавшие и ругань заваленных в логове злодеев, и крики освирепевших воинов, среди которых были раненые и убитые.
Женщин насильно оттаскивали от дверей Кулуева дома, но они, отбиваясь, рвались развалить завал у дверей, царапались, выли, кусались…
— Огня изменникам! Жечь их! — кричали юные воины.
И пламя опоясало дом…
Улица осветилась. Быстро занялись стены Кулуева дома. Обречённые гибели злодеи завопили в отчаянии, моля о пощаде. Их жены вырвались из толпы и кинулись в пламя. Их схватили и, отбивавшихся, потащили назад. В это время двое людей показались на охваченной пламенем кровле, одежда на них горела. С воплем звериного ужаса бросились они с крыши в сугроб.
Салават наложил стрелу, и один из них упал, поражённый её остриём.
— Я поеду с вами! Я с вами! — крикнул второй, умоляюще простирая руки.
— Так воинов не набирают, — сказал Салават и спустил стрелу во второго…
Ещё двое выскочили в тот же пролом в кровле, ринулись в снег. Один из них побежал… Ещё один выскочил из огня на улицу.
— Ни один не должен уйти! — обратился к воинам Салават.
— Бей их, бей! — закричали в толпе, и десятки дубин, стрел, пуль и камней обрушились на спасавшихся из огня.
Уже не слышно было отдельных возгласов сожаления. «Смерть, смерть им!» — кричали юноши и бросались с оружием на выскакивающих из пламени.
Стена соседней избы задымилась.
— Воды! — крикнул Салават. — Их и так теперь возьмёт шайтан. Воды сюда!
Соседнюю избу почти мгновенно залили, закидали снегом, не дав ей разгореться. Первая изба сгорела дотла.
Толпа вдруг оцепенела. Все молчали. Салават в общем молчании произнёс спокойно и чётко:
— Так будет всем государевым ослушникам…
Салават не выставил никаких дозоров по дороге к Шиганаевке, и потому сердце его дрогнуло тревогой, когда при отсвете пожарища он увидал мчавшуюся по улице конницу.
Но это оказались свои: посланные для набора людей приехали из Юнусова и Муратовки. Они бы прибыли только утром, но зарево над Шиганаевкой встревожило их. Воины подумали, что это солдаты царицы зажгли аул Салавата, и примчались на помощь.
Салават выступил в поход ещё до рассвета. В селениях Шайтан-Кудейского и Кущинского юртов он по пути набирал ещё воинов, и вот четыреста всадников поспешили с ним к Красноуфимской крепости.
Всюду лежал глубокий снег, и приходилось ехать только натоптанными дорогами, на которых
