- Да, - сказал Юрковский. - Верно.
Он протянул руку к коробочке. Юра положил пилюлю в рот. Пилюля была очень горькая.
- Так чем же мы можем помочь генеральному инспектору? Осведомился Костя, пряча коробочку обратно под пульт.
- Собственно, я хотел... э-э... присутствовать при эксперименте, - сказал Юрковский, - ну, и заодно... э-э... выяснить положение на станции... нужды работников... жалобы наконец... Что? Вот я вижу, лаборатория плохо защищена от излучений... Тесно. Плохая автоматизация, устаревшее оборудование... Что?
Костя сказал со вздохом:
- Да, это правда, правда горькая, как гамма-радиофаг. Но если вы меня спросите, на что я жалуюсь, я вам вынужден буду ответить, что я ни на что не жалуюсь. Конечно, жалобы есть. Как в этом мире можно без жалоб? Но это не наши жалобы, это жалобы на нас. И согласитесь, что будет смешно, если я вам, генеральному инспектору, стану рассказывать, за что на нас жалуются. Кстати, вы не хотите кушать? Очень хорошо, что вы не хотите. Попробуйте поискать что-нибудь съедобное в нашем погребе... Ближайший продовольственный танкер придет сегодня вечером или завтра днем, и это, поверьте мне, очень грустно, потому что физики привыкли есть каждый день, и никакие ошибки снабжения не могут их от этого отучить. Ну, а если вы серьезно хотите узнать мое мнение о жалобах, то я скажу вам все коротко и ясно, как любимой девушке: эти дипломированные кое-какеры из нашего дорогого МУКСа всегда на что-нибудь жалуются. Если мы работаем быстро, то они жалуются, что мы работаем быстро и быстро изнашиваем драгоценное, оно же уникальное, оборудование, что у нас все горит и что они не успевают. А если мы работаем медленно... Впрочем, что я говорю? Еще не было такого оригинала, который бы жаловался, что мы работаем медленно. Кстати, Владимир Сергеевич, вы же были порядочным планетологом, мы же все учились по вашим роскошным книжкам и всяким там отчетам! Для чего же вы попали в МУКС да еще занялись генеральной инспекцией?
Юрковский ошеломленно смотрел на Костю. Юра весь сжался, ожидая, что вот-вот разразится гроза. Эзра стоял и совершенно равнодушно моргал желтыми коровьими ресницами.
- Э-э-э... - хмурясь, затянул Юрковский, - собственно, почему же нет?
- Я вам объясню, почему нет, - сказал Костя, толкая его пальцами в грудь. - Вы же хороший ученый, вы же родитель современной планетологии! Из вас же с детства бил фонтан идей! Что гигантские планеты должны иметь кольца, что планеты могут конденсироваться без центрального светила, что кольцо Сатурна имеет искусственное происхождение, - спросите у Эзры, кто это все придумал? Эзра вам сразу скажет: Юрковский! И вы отдали все эти лакомые куски на растерзание всякой макрели, а сами подались в кое-какеры!
- Ну, что вы! - сказал Юрковский благодушно. - Я всего лишь... э-э... простой ученый...
- Были вы простым ученым! Теперь вы, извините за выражение, простой генеральный инспектор. Ну, вот скажите мне серьезно: зачем вы приехали сюда? Ни спросить вы ничего толком не можете, ни посоветовать, я уж не говорю, чтобы помочь. Ну, скажем, я в порядке вежливости поведу вас по лабораториям, и мы станем ходить как два лунатика и уступать друг другу дорогу перед люками. И мы будем вежливо молчать, потому что вы не знаете, как спросить, а я не знаю, как ответить. Это ж нужно собрать все двадцать семь человек, чтобы объяснить, что делается на станции, а двадцать семь сюда не влезут даже из уважения к генеральному инспектору, потому что тесно, и один у нас даже живет в лифте...
- Вы напрасно думаете... э-э... что меня это радует, - казенным голосом перебил его Юрковский. - Я имею в виду такую... э-э... перенаселенность станции. Насколько мне известно, станция рассчитана на экипаж из пяти гравиметристов. И если бы вы, как руководитель станции, придерживались существующих положений, утвержденных МУКСом...
- Так ведь, Владимир Сергеевич! - воскликнул веселый Костя. - Товарищ генеральный инспектор! Люди же хотят работать! Гравиметристы хотят работать? Хотят. Релятивисты хотят? Тоже хотят. Я уже не говорю про космогонистов, которые втиснулись сюда прямо через мой труп. И на Земле еще полтораста человек роют землю от нетерпения... Подумаешь, ночевать в лифте! Что же, ждать, пока МУКС закончит постройку новой станции? Нет, планетолог Юрковский рассудил бы совсем иначе. Он не стал бы выговаривать мне за перенаселенность. И не стал бы требовать, чтобы я ему все объяснял. Тем более что он не Гейзенберг и все равно понял бы не больше половины. Нет, планетолог Юрковский сказал бы: «Костя! Мне нужно, чтобы вы экспериментально обосновали мою новую роскошную идею. Давайте займемся, Костя!» Тогда я уступил бы вам свою койку, а сам бы занял аварийный лифт, и мы бы с вами работали до тех пор, пока бы все не стало ясно, как весеннее утро! А вы приезжаете собирать жалобы. Какие могут быть жалобы у человека, имеющего интересную работу?
Юра вздохнул с облегчением. Гром так и не разразился. Лицо Юрковского становилось все более задумчивым и даже грустным.
- Да, - сказал он. - Вы, пожалуй, правы... э-э... Костя. Мне действительно не следовало приезжать сюда в таком... э-э... качестве. И я вам... э-э... завидую, Костя. С вами я бы поработал с удовольствием. Но... э-э... есть станции и есть... э-э... станции. Вы себе представить не можете, Костя, сколько безобразий еще у нас в системе. И поэтому планетологу Юрковскому пришлось... э-э... сделаться генеральным инспектором Юрковским.
- Безобразия, - быстро сказал Костя, - это дело космической полиции...
- Не всегда, - сказал Юрковский, - к сожалению, не всегда.
В коридоре что-то лязгнуло и загрохотало. Послышалось беспорядочное клацание магнитных подков. Кто-то завопил:
- Костя-а! Есть упреждение-е! На три миллисекунды!..
- О! - сказал Костя. - Это идут мои работнички, сейчас они потребуют кушать. Эзра, - сказал он, - как им помягче сообщить, что танкер будет только завтра?
- Костя, - сказал Юрковский, - я вам дам ящик консервов.
- Шутите! - обрадовался Костя. - Вы бог. Вдвое подает тот, кто подает вовремя. Считайте, что я вам должен два ящика консервов!
В люк один за другим протиснулись четверо, и в помещении сразу стало негде повернуться. Юру затиснули в угол и огородили широкими спинами. По настоящему хорошо он мог видеть только худой вихрастый затылок Эзры, чей-то зеркально выбритый череп и еще один мускулистый затылок. Кроме того, Юра видел ноги - они располагались над головами, и гигантские ботинки с блестящими стертыми подковами осторожно шевелились в двух сантиметрах от бритого черепа. В просвете между спинами и затылками Юра видел иногда горбоносый Костин профиль и густо-бородатое лицо четвертого работничка. Юрковского видно не было, вероятно, его тоже затерли. Говорили все сразу.
- Разброс точек очень маленький. Я считал наскоро, но три миллисекунды, по-моему, совершенно бесспорно...
- Но все-таки три, а не шесть!
- Не в этом дело! Важно, что за пределами ошибок!
- Марс бы взорвать, вот это была бы точность.
- Да, брат, тогда можно было бы половину гравископов убрать.
- Ненавистный прибор - гравископ. И кто его такого выдумал!
- Скажи спасибо, что хоть такие есть. Знаешь, как мы это раньше делали?
- Скажите, ему уже не нравятся гравископы!
- А поесть дадут?
- Кстати, о еде. Костя, радиофаг мы весь съели.
- Да-да, хорошо, что ты вспомнил. Костя, выдай нам таблеток.
- Ребята, я, кажется, наврал. Не три миллисекунды, а четыре.
- Болтовня это все. Отдай Эзре, Эзра посчитает как следует.
- Правильно... Эзра, вот возьми, голуба, ты у нас самый хладнокровный, а то у меня руки от жадности трясутся.
- Вспышка была сегодня красоты изумительной. Я чуть не ослеп. Люблю взрывы на аннигиляцию! Чувствуешь себя этаким творцом, человеком будущего...
- Слушай, Костя, что это Пагава говорит, что теперь будут только очаговые взрывы? А как же мы?
