– Вы сами-то видели их? – спросила она.
– Нет.
– Так как же вы беретесь об этом судить?
– Я не берусь судить, – сказал Тойво. – Я как раз хочу установить, чего они хотели…
– По-моему, я вам довольно ясно сказала, что эти живые существа, эти бедняги искали у нас помощи! Они находились на краю гибели! Они должны были вот-вот погибнуть! Они же ведь погибли, вы что же, не знаете этого? Все до единого! На моих глазах они умирали и превращались в ничто, в прах, и я ничего не могла поделать – я балерина, а не биолог, не врач. Я звала, но разве кто-нибудь мог меня услышать в этом шабаше, в этом разгуле дикости и жестокости?.. А потом, когда помощь наконец прибыла, было уже поздно, никого уже не осталось в живых. Никого! А эти дикари… Я не знаю, как объяснить их поведение… Может быть, это был массовый психоз… отравление… Я всегда была против употребления в пищу грибов… Наверное, придя в себя, они устыдились и разбежались кто куда! Вы нашли их?
– Да, – сказал Тойво.
– Вы говорили с ними?
– Да. С некоторыми. Не со всеми.
– Так скажите же мне, что с ними произошло? Каковы ваши выводы, хотя бы предварительные?..
– Видите ли… сударыня…
– Вы можете называть меня Альбиной.
– Благодарю вас. Видите ли, в чем дело… Дело в том, что, насколько мы можем судить, большинство ваших соседей восприняли это нашест… это событие несколько иначе, чем вы.
– Естественно! – высокомерно произнесла Альбина. – Я это видела своими глазами!
– Нет-нет. Я хочу сказать: они испугались. Они до смерти испугались. Они себя не помнили от ужаса. Они даже боятся сюда вернуться. Некоторые вообще хотят бежать с Земли после пережитого. И насколько я понимаю, вы – единственный человек, услышавший мольбы о помощи…
Она слушала величественно, но внимательно.
– Что же, – проговорила она. – По-видимому, им так стыдно, что приходится ссылаться на страх… Не верьте им, мой дорогой, не верьте! Это самая примитивная, самая постыдная ксенофобия… Наподобие расовых предрассудков. Я помню, в детстве я истерически боялась пауков и змей… Здесь – то же самое.
– Очень может быть. Но вот что мне хотелось бы все-таки уточнить. Они просили о помощи, эти существа. Они нуждались в милосердии. Но в чем это выражалось? Ведь, насколько я понимаю, они не говорили, не стонали даже…
– Дорогой мой! Они были больны, они умирали! Ну и что же, что они умирали молча? Выброшенный на сушу дельфинчик тоже ведь не издает ни звука… Во всяком случае, мы его не слышим… Но ведь нам понятно, что он нуждается в помощи, и мы спешим на помощь… Вот идет мальчик, вы отсюда не слышите, что он говорит, но вам понятно, что он бодр, весел, счастлив…
От коттеджа номер шесть к ним приближался Кир, и он действительно был явно бодр, весел и счастлив. Базиль, шагавший рядом с ним, почтительно нес в руках большую черную модель античной галеры и, кажется, задавал соответствующие вопросы, а Кир отвечал ему, показывая руками какие-то размеры, какие-то формы, какие-то сложные взаимодействия. Похоже, Базиль и сам был большим любителем- моделистом античных галер.
– Позвольте, – произнесла Альбина, приглядевшись. – Но это же Кир!
– Да, – сказал Тойво. – Он вернулся за своей моделью.
– Кир добрый мальчик, – заявила Альбина. – Но отец его вел себя омерзительно… Здравствуй, Кир!
Увлеченный Кир только теперь заметил ее, остановился и робко сказал: «Доброе утро…» Оживление исчезло с его лица. Как, впрочем, и с лица Базиля.
– Как себя чувствует твоя мама? – осведомилась Альбина.
– Спасибо. Она спит.
– А папа? Где твой отец, Кир? Он где-нибудь здесь?
Кир молча покрутил головой и насупился.
– А ты все время оставался здесь? – с восхищением воскликнула Альбина и победоносно посмотрела на Тойво.
– Он вернулся за своей моделью, – напомнил тот.
– Это все равно. Ты ведь не побоялся сюда вернуться, Кир?
– Да чего их бояться-то, бабушка Альбина? – сердито проворчал Кир, бочком-бочком целясь обойти ее стороной.
– Не знаю, не знаю, – сказала Альбина сварливо. – Вот папа твой, например…
– Папа не испугался ничуть. Вернее, он испугался, но только за маму и за меня. Просто в этой суматохе он не понял, какие они добрые…
– Не добрые, а несчастные! – поправила его Альбина.
– Да какие несчастные, бабушка Альбина? – возмутился Кир, смешно разводя руки жестом неумелого трагика. – Они же веселые, они же играть хотели! Они же так и ластились!
Бабушка Альбина снисходительно улыбалась.