голосом:
- Я давно не был в Арканаре, мой благородный друг! И скажу вам по чести, мне что-то здесь не нравится.
- Что именно, барон? - с интересом спросил Румата, обсасывая крылышко цыпленка.
На лицах безденежных донов изобразилось почтительное внимание.
- Скажите мне, мой друг! - произнес барон, вытирая замасленные руки о край плаща. - Скажите, благородные доны! С каких пор в столице его величества короля нашего повелось так, что потомки древнейших родов Империи шагу не могут ступить, чтобы не натолкнуться на всяких там лавочников и мясников?!
Безденежные доны переглянулись и стали отодвигаться. Румата покосился в угол, где сидели серые. Там перестали пить и глядели на барона.
- Я вам скажу, в чем дело, благородные доны, - продолжал барон Пампа. - Это все потому, что вы здесь перетрусили. Вы их терпите потому, что боитесь. Вот ты боишься! - заорал он, уставясь на ближайшего безденежного дона. Тот сделал постное лицо и отошел с бледной улыбкой. - Трусы! - рявкнул барон. Усы его встали дыбом.
Но от безденежных донов толку было мало. Им явно не хотелось драться, им хотелось выпить и закусить.
Тогда барон перекинул ногу через лавку, забрал в кулак правый ус и, вперив взгляд в угол, где сидели серые офицеры, заявил:
- А вот я ни черта не боюсь! Я бью серую сволочь, как только она мне попадется!
- Что там сипит эта пивная бочка? - громко осведомился серый капитан с длинным лицом.
Барон удовлетворенно улыбнулся. Он с грохотом выбрался из-за стола и взгромоздился на скамью. Румата, подняв брови, принялся за второе крылышко.
- Эй вы, серые подонки! - заорал барон, надсаживаясь, словно офицеры были за версту от него. - Знайте, что третьего дня я, барон Пампа дон Бау, задал вашим ха-ар-рошую трепку! Вы понимаете, мой друг, - обратился он к Румате из-под потолка, - пили это мы с отцом Кабани вечером у меня в замке. Вдруг прибегает мой конюх и сообщает, что шайка серых р-разносит корчму «Золотая Подкова». Мою корчму, на моей родовой земле! Я командую: «На коней!…» - и туда. Клянусь шпорой, их была там целая шайка, человек двадцать! Они захватили каких-то троих, перепились, как свиньи… Пить эти лавочники не умеют… И стали всех лупить и все ломать. Я схватил одного за ноги - и пошла потеха! Я гнал их до самых Тяжелых Мечей… Крови было - вы не поверите, мой друг, - по колено, а топоров осталось столько…
На этом рассказ барона был прерван. Капитан с длинным лицом взмахнул рукой, и тяжелый метательный нож лязгнул о нагрудную пластину баронского панциря.
- Давно бы так! - сказал барон и выволок из ножен огромный двуручный меч.
Он с неожиданной ловкостью соскочил на пол, меч сверкающей полосой прорезал воздух и перерубил потолочную балку. Барон выругался. Потолок просел, на головы посыпался мусор.
Теперь все были на ногах. Безденежные доны отшатнулись к стенам. Молодые аристократы взобрались на стол, чтобы лучше видеть. Серые, выставив перед собой клинки, построились полукругом и мелкими шажками двинулись на барона. Только Румата остался сидеть, прикидывая, с какой стороны от барона можно встать, чтобы не попасть под меч.
Широкое лезвие зловеще шелестело, описывая сверкающие круги над головой барона. Барон поражал воображение. Было в нем что-то от грузового вертолета с винтом на холостом ходу.
Окружив его с трех сторон, серые были вынуждены остановиться. Один из них неудачно стал спиной к Румате, и Румата, перекинувшись через стол, схватил его за шиворот, опрокинул на спину в блюда с объедками и стукнул ребром ладони ниже уха. Серый закрыл глаза и замер. Барон вскричал:
- Прирежьте его, благородный Румата, а я прикончу остальных!
Он их всех поубивает, с неудовольствием подумал Румата.
- Слушайте, - сказал он серым. - Не будем портить друг другу веселую ночь. Вам не выстоять против нас. Бросайте оружие и уходите отсюда.
- Ну вот еще, - сердито возразил барон. - Я желаю драться! Пусть они дерутся! Деритесь же, черт вас подери!
С этими словами он двинулся на серых, все убыстряя вращение меча. Серые отступали, бледнея на глазах. Они явно никогда в жизни не видели грузового вертолета. Румата перепрыгнул через стол.
- Погодите, мой друг, - сказал он. - Нам совершенно незачем ссориться с этими людьми. Вам не нравится их присутствие здесь? Они уйдут.
- Без оружия мы не уйдем, - угрюмо сообщил один из лейтенантов. - Нам попадет. Я в патруле.
- Черт с вами, уходите с оружием, - разрешил Румата. - Клинки в ножны, руки за головы, проходить по одному! И никаких подлостей! Кости переломаю!
- Как же мы уйдем? - раздраженно осведомился длиннолицый капитан. - Этот дон загораживает нам дорогу!
- И буду загораживать! - упрямо сказал барон.
Молодые аристократы обидно захохотали.
- Ну хорошо, - сказал Румата. - Я буду держать барона, а вы пробегайте, да побыстрее, - долго я его не удержу! Эй, там, в дверях, освободите проход!… Барон, - сказал он, обнимая Пампу за обширную талию. - Мне кажется, мой друг, что вы забыли одно важное обстоятельство. Ведь этот славный меч употреблялся вашими предками только для благородного боя, ибо сказано: «Не обнажай в тавернах».
На лице барона, продолжавшего вертеть мечом, появилась задумчивость.
- Но у меня же нет другого меча, - нерешительно сказал он.
- Тем более!… - значительно сказал Румата.
- Вы так думаете? - барон все еще колебался.
- Вы же знаете это лучше меня!…
- Да, - сказал барон. - Вы правы. - Он посмотрел вверх, на свою бешено работающую кисть. - Вы не поверите, дорогой Румата, но я могу вот так три-четыре часа подряд - и нисколько не устану… Ах, почему она не видит меня сейчас?!
- Я расскажу ей, - пообещал Румата.
Барон вздохнул и опустил меч. Серые, согнувшись, кинулись мимо него. Барон проводил их взглядом.
- Не знаю, не знаю… - нерешительно сказал он. - Как вы думаете, я правильно сделал, что не проводил их пинками в зад?
- Совершенно правильно, - заверил его Румата.
- Ну что ж, - сказал барон, втискивая меч в ножны. - Раз нам не удалось подраться, то уж теперь- то мы имеем право слегка выпить и закусить.
Он стащил со стола за ноги серого лейтенанта, все еще лежавшего без сознания, и зычным голосом гаркнул:
- Эй, хозяюшка! Вина и еды!
Подошли молодые аристократы и учтиво поздравили с победой.
- Пустяки, пустяки, - благодушно сказал барон. - Шесть плюгавых молодчиков, трусливых, как все лавочники. В «Золотой Подкове» я раскидал их два десятка… Как удачно, - обратился он к Румате, - что тогда при мне не было моего боевого меча! Я мог бы в забывчивости обнажить его. И хотя «Золотая Подкова» не таверна, а всего лишь корчма…
- Некоторые так и говорят, - сказал Румата. - «Не обнажай в корчме».
Хозяйка принесла новые блюда с мясом и новые кувшины вина. Барон засучил рукава и принялся за работу.
- Кстати, - сказал Румата. - Кто были те три пленника, которых вы освободили в «Золотой Подкове»?
- Освободил? - барон перестал жевать и уставился на Румату. - Но, мой благородный друг, я, вероятно, недостаточно точно выразился! Я никого не освобождал. Ведь они были арестованы, это государственное дело… С какой стати я бы стал их освобождать? Какой-то дон, вероятно, большой трус,
