разных вин.
- Я вижу, вы тоже совершенно трезвы, мой друг, - с огорчением сказал он. - Впрочем, вы всегда трезвы. Счастливец!
- Садитесь, мой друг, - сказал Румата. - Уно! Подай нам эсторского, да побольше!
Барон поднял огромную ладонь.
- Ни капли!
- Ни капли эсторского? Уно, не надо эсторского, принеси ируканского!
- Не надо вообще вин! - с горечью сказал барон. - Я не пью.
Румата сел.
- Что случилось? - встревоженно спросил он. - Вы нездоровы?
- Я здоров как бык. Но эти проклятые семейные сцены… Короче говоря, я поссорился с баронессой - и вот я здесь.
- Поссорились с баронессой?! Вы?! Полно, барон, что за странные шутки!
- Представьте себе. Я сам как в тумане. Сто двадцать миль проскакал как в тумане!
- Мой друг, - сказал Румата. - Мы сейчас же садимся на коней и скачем в Бау.
- Но моя лошадь еще не отдохнула! - возразил барон. - И потом, я хочу наказать ее!
- Кого?
- Баронессу, черт подери! Мужчина я или нет в конце концов?! Она, видите ли, недовольна Пампой пьяным, так пусть посмотрит, каков он трезвый! Я лучше сгнию здесь от воды, чем вернусь в замок…
Уно угрюмо сказал:
- Скажите ему, чтобы ухи не крутил…
- Па-шел, волчонок! - добродушно пророкотал барон. - Да принеси пива! Я вспотел, и мне нужно возместить потерю жидкости.
Барон возмещал потерю жидкости в течение получаса и слегка осоловел. В промежутках между глотками он поведал Румате свои неприятности. Он несколько раз проклял «этих пропойц соседей, которые повадились в замок. Приезжают с утра якобы на охоту, а потом охнуть не успеешь - уже все пьяны и рубят мебель. Они разбредаются по всему замку, везде пачкают, обижают прислугу, калечат собак и подают отвратительный пример юному баронету. Потом они разъезжаются по домам, а ты, пьяный до неподвижности, остаешься один на один с баронессой…»
В конце своего повествования барон совершенно расстроился и даже потребовал было эсторского, но спохватился и сказал:
- Румата, друг мой, пойдемте отсюда. У вас слишком богатые погреба!… Уедемте!
- Но куда?
- Не все ли равно - куда! Ну, хотя бы в «Серую Радость»…
- Гм… - сказал Румата. - А что мы будем делать в «Серой Радости»?
Некоторое время барон молчал, ожесточенно дергая себя за ус.
- Ну как что? - сказал он наконец. - Странно даже… Просто посидим, поговорим…
- В «Серой Радости»? - спросил Румата с сомнением.
- Да. Я понимаю вас, - сказал барон. - Это ужасно… Но все-таки уйдем. Здесь мне все время хочется потребовать эсторского!…
- Коня мне, - сказал Румата и пошел в кабинет взять передатчик.
Через несколько минут они бок о бок ехали верхом по узкой улице, погруженной в кромешную тьму. Барон, несколько оживившийся, в полный голос рассказывал о том, какого позавчера затравили вепря, об удивительных качествах юного баронета, о чуде в монастыре святого Тукки, где отец настоятель родил из бедра шестипалого мальчика… При этом он не забывал развлекаться: время от времени испускал волчий вой, улюлюкал и колотил плеткой в запертые ставни.
Когда они подъехали к «Серой Радости», барон остановил коня и глубоко задумался. Румата ждал. Ярко светились грязноватые окна распивочной, топтались лошади у коновязи, лениво переругивались накрашенные девицы, сидевшие рядком на скамейке под окнами, двое слуг с натугой вкатили в распахнутые двери огромную бочку, покрытую пятнами селитры.
Барон грустно сказал:
- Один… Страшно подумать, целая ночь впереди и - один!… И она там одна…
- Не огорчайтесь так, мой друг, - сказал Румата. - Ведь с нею баронет, а с вами я.
- Это совсем другое, - сказал барон. - Вы ничего не понимаете, мой друг. Вы слишком молоды и легкомысленны… Вам, наверное, даже доставляет удовольствие смотреть на этих шлюх…
- А почему бы и нет? - возразил Румата, с любопытством глядя на барона. - По-моему, очень приятные девочки.
Барон покачал головой и саркастически усмехнулся.
- Вон у той, что стоит, - сказал он громко, - отвислый зад. А у той, что сейчас причесывается, и вовсе нет зада… Это коровы, мой друг, в лучшем случае это коровы. Вспомните баронессу! Какие руки, какая грация!… Какая осанка, мой друг!…
- Да, - согласился Румата. - Баронесса прекрасна. Поедемте отсюда.
- Куда? - с тоской сказал барон. - И зачем? - на лице его вдруг обозначилась решимость. - Нет, мой друг, я никуда не поеду отсюда. А вы как хотите. - Он стал слезать с лошади. - Хотя мне было бы очень обидно, если бы вы оставили меня здесь одного.
- Разумеется, я останусь с вами, - сказал Румата. - Но…
- Никаких «но», - сказал барон.
Они бросили поводья подбежавшему слуге, гордо прошли мимо девиц и вступили в зал. Здесь было не продохнуть. Огни светильников с трудом пробивались сквозь туман испарений, как в большой и очень грязной парной бане. На скамьях за длинными столами пили, ели, божились, смеялись, плакали, целовались, орали похабные песни потные солдаты в расстегнутых мундирах, морские бродяги в цветных кафтанах на голое тело, женщины с едва прикрытой грудью, серые штурмовики с топорами между колен, ремесленники в прожженных лохмотьях. Слева в тумане угадывалась стойка, где хозяин, сидя на особом возвышении среди гигантских бочек, управлял роем проворных жуликоватых слуг, а справа ярким прямоугольником светился вход в чистую половину - для благородных донов, почтенных купцов и серого офицерства.
- В конце концов почему бы нам не выпить? - раздраженно спросил барон Пампа, схватил Румату за рукав и устремился к стойке в узкий проход между столами, царапая спины сидящих шипами поясной оторочки панциря. У стойки он выхватил из рук хозяина объемистый черпак, которым тот разливал вино по кружкам, молча осушил его до дна и объявил, что теперь все пропало и остается одно - как следует повеселиться. Затем он повернулся к хозяину и громогласно осведомился, есть ли в этом заведении место, где благородные люди могут прилично и скромно провести время, не стесняясь соседством всякой швали, рвани и ворья. Хозяин заверил его, что именно в этом заведении такое место существует.
- Отлично! - величественно сказал барон и бросил хозяину несколько золотых. - Подайте для меня и вот этого дона все самое лучшее, и пусть нам служит не какая-нибудь смазливая вертихвостка, а почтенная пожилая женщина!
Хозяин сам проводил благородных донов в чистую половину. Народу здесь было немного. В углу мрачно веселилась компания серых офицеров - четверо лейтенантов в тесных мундирчиках и двое капитанов в коротких плащах с нашивками министерства охраны короны. У окна за большим узкогорлым кувшином скучала пара молодых аристократов с кислыми от общей разочарованности физиономиями. Неподалеку от них расположилась кучка безденежных донов в потертых колетах и штопаных плащах. Они маленькими глотками пили пиво и ежеминутно обводили помещение жаждущими взорами.
Барон рухнул за свободный стол, покосился на серых офицеров и проворчал: «Однако и здесь не без швали…» Но тут дородная тетка в переднике подала первую перемену. Барон крякнул, вытащил из-за пояса кинжал и принялся веселиться. Он молча пожирал увесистые ломти жареной оленины, груды маринованных моллюсков, горы морских раков, кадки салатов и майонезов, заливая все это водопадами вина, пива, браги и вина, смешанного с пивом и брагой. Безденежные доны по одному и по двое начали перебираться за его стол, и барон встречал их молодецким взмахом руки и утробным ворчанием.
Вдруг он перестал есть, уставился на Румату выпученными глазами и проревел лесным
