— За то, чтобы Гитлер — туда! — и пальцем указал на землю.
Мы почокались, выпили. За трапезой завязалась беседа. Атаману не терпелось узнать, связана ли наша группа с подпольщиками, где мы дислоцируемся, какие у нас планы. Такое любопытство не располагало к откровению, и я отвечал уклончиво.
После повторного тоста атаман вновь затронул начатую тему, но проявлял при этом сдержанность. «Тонкий дипломат, — подумал я. — Не зря учился в разведывательной школе в Берлине». А Бульба обходным путём пытался выяснить, сколько в моей группе людей под ружьём. Говорил он размеренно, будто прожёвывал каждое слово. Осторожно намекнул, что нам незачем уединяться, лучше объединить силы. Немного охмелев, Бульба начал хвастаться перспективой развития националистического движения и без всяких оговорок неожиданно предложил:
— Переходи к нам всем отрядом. Обижен не будешь, получишь любой портфель!
— Нет! — возразил я. -У нас свои планы, и дел впереди не мало. Вот немцев бить совместно с вами готов, хоть сейчас!
— Не время ещё, мы недостаточно крепки, — сказал атаман. — Пока что против них выступать не следует. Вот окрепнем, тогда ударим…
Я пытался убедить атамана и его сторонников, что выжидать нельзя.
— Гитлеровцы жгут села и города, людей губят, грабят Украину, а вы отсиживаетесь в кустах. Предлагаю немедленно выступить сообща против злобного врага. Бездействовать сейчас — позор! Как же будете глядеть в глаза землякам?
Но Бульба и его сподручные и слушать не хотели о немедленных действиях. Они категорически отклонили все предложения, ссылаясь на свою малочисленность и слабое вооружение.
Атаман и его заместитель Адам Воловодик склоняли нас к тому, чтобы мы прекратили борьбу, иначе вся группа погибнет.
— Чего же «погибнет»?
Воловодик зло покосился:
— Слон всегда моську давит и даже не чувствует этого.
— Народ — не моська, — отпарировал я.
— Так за вами же народ не идёт.
— Мы и есть народ!
— Ха-ха! Сказал!
— Как есть!
Атаман выпил ещё стакан водки, причмокнул от удовольствия и, растягивая слова, повторил:
— Вот окрепнем, тогда и всыплем немцам. А пока подождём…
— Время не ждёт! — ответил я Бульбе.
Но спорить, убеждать было бесполезно. Мы стояли на разных позициях. Бульбаши прикрывались фальшивыми фразами и только выдавали себя за борцов против оккупантов, а о борьбе и не помышляли. Наши пути расходились.
Итак, не договорившись с атаманом, я и Пихур оставили охмелевших бандитов. Вдогонку Бульба примирительно бросил:
— Напрасно, хлопцы, горячитесь, я вам добра желаю, а вы…
ЕЩЁ ПЯТЬ СТВОЛОВ
Наши верные друзья — подпольщики Флор Ляшецкий, Зигмунд Гальчук, братья Броновицкие, Ремигюш Курята, Пётр Трофимчук сообщили о намерении Тарнавского навести гитлеровцев на след партизанской группы.
— Недолго уже Струтинским по земле ходить, — хвастался он перед односельчанами. — Скоро их так накроем, что и головы не успеют поднять.
Бахвальство Тарнавского подхлестнуло нас, послужило своеобразным сигналом к более активным действиям.
Гитлеровцы создали «зелёную» полицию в надежде на то, что её руками удастся подавить в зародыше партизанское движение. «Зелёные бандиты», как именовали люди лесников, представляли такую же опасность в лесу, как шуцполиция в местечках и сёлах. Не случайно мы начинали борьбу именно с разоружения лесников. Тогда они поклялись, что никогда ничего не предпримут против народных мстителей. Некоторые лесники, действительно, умерили свой верноподданнический пыл, однако ненадолго. Уверовав в мнимые успехи гитлеровцев, подняли голову и старались наверстать упущенное. Особенно усердствовали невирковские лесники во главе со ставленником гестапо Бруно Тарнавским.
Наученные горьким опытом, они вели себя насторожённо и в одиночку по лесным участкам не ходили.
Конечно, легче всего было не связываться с ними, а перебазироваться в другое место. Но партизаны отвергли такую полумеру. Рано или поздно, рассуждали мы, «зелёные» обнаружат группу. Поэтому все настаивали: дать бой лесникам и за их счёт пополнить своё вооружение.
Под покровом ночи группа продвинулась к лесничевке. Жорж с пулемётом залёг у погреба, Николай Киселев притаился у входной двери. Когда рассвело, я с пистолетом в руке проник в контору. Моё появление было для лесников неприятным сюрпризом. Все уставились на меня. Я приказал немедленно сложить оружие.
Лесники переглядывались между собой, но с места никто не двинулся.
— Сопротивление бессмысленно! — предупредил я их. — Вы окружены партизанами. Приказываю сдать оружие и боеприпасы! — и, воспользовавшись замешательством, шагнул к крайнему леснику, взял из его рук винтовку. Второй — сам отдал мне свою двухстволку.
Один из лесников, с маленькими чёрными и злыми глазами, рванулся к оружию. Я направил на него пистолет:
— Руки вверх!
Черноглазый сел на место. В эту минуту подоспел Николай Киселев, быстрым прыжком он подскочил к ретивому и обыскал его. То же самое проделал с остальными.
Изъятые винтовки Киселев передал вошедшему Николаю Бондарчуку, а сам последовал за мной в соседнюю комнату, куда я завёл старшего лесника Руденко.
— Что, по-хорошему не отдаёт винтовку? — нервничал Киселев.
— Говорит, у него нет.
— Пусть тогда пеняет на себя!
— А мы вот проверим! — я распорядился выделить трёх партизан и произвести обыск в хозяйстве Руденко.
Услышав это, он сверкнул глазами:
— Ну, зачем семью тревожить, я сам принесу.
— Надо было раньше, а сейчас мы сами позаботимся.
Лесника, который с женой и двумя малолетними детьми проживал рядом с конторой и первый сдал оружие, мы спросили:
— Знаешь, где дом Руденко? — Конечно, знаю!
— А с женой его знаком?
— По службе, только по службе, — смутился он.
— Распорядитесь, чтобы он принёс винтовку! — предложил я старшему леснику.
Тот промямлил:
— Пусть идёт…
— Распорядитесь! — рассердился Киселев.
Руденко понял, что шутки плохи, и выпалил:
— Скажи жене, что я требую винтовку. О том, что здесь происходит, — молчок!
— Ясно, пан Руденко, — поклонился лесник.
Партизаны предупредили его:
— Если взболтнёшь — не сдобровать! Помни, твоя жена и дети здесь.
— Ну что вы, какой смысл…
Минут через двадцать он возвратился с винтовкой.
