— Кто здесь командир и его заместитель? — строго, по-военному обратился он. — Прошу за мной. Остальным оставаться на месте!
Я и Киселев последовали за лейтенантом. Любуясь его военной выправкой, я думал: «Вот русский богатырь! Неужели здесь все такие?»
Мы свернули на малопротоптанную тропинку и через поросль проникли в старый лес. Здесь пылал костёр, вокруг него, на брёвнах, сидели люди в форме советских военнослужащих.
«Свои!» — уверился я.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — ответил хор голосов.
От сидевших у костра военных отделился высокий брюнет. На его петлицах алели три шпалы.
— Будем знакомы: Медведев! — отрекомендовался он. — Кто же из вас Струтинский?
— Я, товарищ командир! — меня удивило, откуда он знает мою фамилию?
— Слыхал о вашем семейном отряде! — улыбнулся Медведев.
— Мой заместитель — Николай Киселев! — представил я своего боевого друга.
— Очень приятно. Скажите, — продолжал ровным голосом Медведев, — это ваши ребята недавно уничтожили гестаповца и сожгли автомашину на большаке Людвиполь-Костополь?
— Так точно, товарищ командир! — подтвердил я с особым удовольствием.
— Значит, наши сведения точны!
Медведев окинул нас внимательным взглядом.
— Сколько в вашей группе людей?
— Девять человек.
— Маловато. Большие операции вам не по плечу.
— Конечно!
— Так вот, товарищи, ваша группа может остаться в нашем отряде.
Я ответил без промедления:
— Мы согласны, товарищ командир!
— А что скажут остальные?
— Хотя и не советовались, но, надеюсь, все согласятся, — поддержал Киселев.
Полковник Медведев распорядился, чтобы комендант партизанского лагеря Александр Бурлатенко принял пополнение.
Бурлатенко расстелил парашюты, и мы улеглись на отдых. Я долго всматривался в чистое небо и никак не мог уснуть. Именно сейчас почувствовал, что с моих плеч снята ответственность за судьбу и жизнь боевых товарищей и, прежде всего, — отца и братьев.
Утром я спросил у Бурлатенко:
— Кто привёл нас к командиру?
— Инструктор-подрывник Константин Маликов. Памятного 17 сентября 1942 года мы, наконец, влились в большой отряд.
Постепенно привыкали к воинской дисциплине, беспрекословно выполняли приказы и распоряжения. Моим непосредственным командиром стал Наполеон Ашотович Саргсян, побратим из Армении, которого я полюбил с первого дня.
Мы вместе с ним ходили в разведку, за продуктами и выполняли другие боевые задания. Наполеон Ашотович охотно делился воспоминаниями о памятных рейдах по тылам противника, о жизни в Советской Армении. В свою очередь я рассказывал ему о тяжёлой судьбе трудового народа Западной Украины, о пережитых в 1939 году светлых днях освобождения и о том, как наша семья начала борьбу против гитлеровцев.
Однажды Медведев спросил у отца:
— Ваша жена и дети далеко отсюда?
— Не очень, их приютили добрые люди.
— Предатели могут их обнаружить?
— Всего можно ожидать.
— Надо уберечь родных от беды. Заберём их в отряд. Здесь им будет безопаснее, хотя и не легко. Сами знаете, какая жизнь партизанская.
— Спасибо, Дмитрий Николаевич, за ваше великодушие, — благодарил отец.
— Завтра же пошлём за ними бойцов, — пообещал Медведев.
В РАЗВЕДКЕ
— Седлай коней, Коля, — распорядился Наполеон Ашотович. — Я автомат захвачу, — бросил он уже на ходу и скрылся в своём «особняке».
Заброшенный на самолёте из Москвы в глубокий вражеский тыл, Саргсян командовал подразделением штабной разведки. В отряде он полюбил смелую девушку радистку Шуру Морозову, женился на ней. Молодожёны жили в отдельной палатке, которую товарищи называли в шутку «особняком».
Лихо вскочив в седло, Наполеон Ашотович махнул рукой — следовать за ним. Кони поскакали извилистой дорогой.
При первой же возможности я спросил у Саргсяна:
— Что случилось, товарищ лейтенант?
— Получены данные о появлении больших сил карателей в этих местах. Приказано провести разведку. Будь начеку! — Саргсян подстегнул коня.
Впереди показалось небольшое село. Сзади и по сторонам темнел могучий лес.
Не слезая с коня, Наполеон Ашотович раскрыл планшет с картой — и мы определили своё местонаходжение: село Карпиловка.
— Гонец сообщил, что видел гитлеровцев южнее, в десяти-пятнадцати километрах отсюда, — разъяснял Саргсян. — Может, в Карпиловке узнаем кое-что конкретное.
— В селе есть доверенные люди? — спросил я у лейтенанта.
— Нет.
— К кому же зайдём?
— К попу. Он, во-первых, должен знать, где сейчас находятся немцы, а, во-вторых, в случае какого конфликта, прихожане не выдадут попа фашистам.
Кони помчались галопом, огибая поляну. Мы въехали в село с другой стороны.
— Вот церковь, а вот здесь живёт поп, — безошибочно предположил Саргсян.
Во дворе спешились. Наполеон зашёл в дом священника.
Присев возле коней, я беседовал с деревенскими мальчишками, которые сбежались из соседних дворов.
Вдруг кто-то пронзительно крикнул:
— Немцы!
По околице села двигалась колонна вооружённых фашистов в зелёных шинелях и касках.
— Немцы! — застучал я кулаком в оконную раму.
Наполеон выбежал из дома. Вскочив на коней, мы помчались по песчаной улице к одинокому ветвистому дубу, мимо которого недавно промаршировали гитлеровцы. Слезли с коней.
Наполеон запрокинул голову, затем вопросительно посмотрел на меня.
Я понял его намерение и быстро вскарабкался на дерево.
— Ну, что там видно? — не терпелось Саргсяну.
— Фрицы, как на ладони, около сотни. Вооружены винтовками, автоматами, вижу четыре пулемёта!
Наполеон жадно ловил каждое слово, а потом, кряхтя, и сам взобрался на дерево.
— Вот теперь вижу плюгавых!
Осеннее солнце клонилось к закату. По небу проплывали сизые тучки, в степи разгулялся ветер, поднимая облака пыли.
Колонна гитлеровцев, миновав село, скрылась в лесу.
После горячей скачки по знакомой дороге мы прибыли в отряд. Наполеон доложил командиру отряда результаты разведки.
— Струтинский! К командиру!
