мощным ударом отбросил его в сторону.
- Мгаххааааа…,- снова представив себе веселое происшествие, зашелся было в хохоте Грегор, но тут же переломился пополам в приступе лающего кашля. Он молотил себя кулаком по широкой бочкообразной груди, сплевывая на покрывающий крышу шлюпки иней тяжелые кровавые сгустки.
Эта планета называлась «Ярость», а рядом с ней всегда было «Страдание».
6
Рипли вспомнила все, «Настромо», «Счастливчика Люка». ЛБ-426… ЧУЖИХ. Все. Ядерную вспышку, поглотившую планету, и тварь, словно призрак, возникшую на корабле. Разорванного пополам Бишопа. Даже надвигающуюся темноту анабиоза. А вот дальше…
- Что произошло? Что это за место? Как она оказалась здесь? -
- Где остальные? Что с ними? -
Туча вопросов роилась в ее мозгу. И ни одного ответа.
- Что же было дальше? -
Боль - яркая, белая, как стена больничной палаты, - вернулась вновь. Она подступила медленной волной, как морской прилив. Растеклась под черепом и тяжелыми каплями стала просачиваться куда-то в грудь. Под уставшее измученное сердце. Все возвращается. Боль - жизнь. Или наоборот?
Рядом с ней возникли шаги. Они доходили до приглушенного страданием сознания в виде странных искаженных шорохов. И, тем не менее, Рипли почему-то была уверенна - рядом с ней человек.
- Кто это? Хикс? Головастик? Бишоп? Нет, не Бишоп. У Бишопа ведь больше нет ног. -
Человек положил ей пальцы на шею, нащупывая пульс. У него были приятные руки. Теплые, нежные, легкие. Доброжелательные. Рипли даже стало спокойнее. Она хотела сказать ему, объяснить, КАК ей больно, но почему-то промолчала, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Теперь боль разделилась на две половины. Они жили сами по себе, независимо друг от друга. Два белых шара. Один в голове, второй где-то рядом с желудком. И пульсировали они по-разному. Тот, что в голове, медленно, обстоятельно, раздуваясь до невероятных размеров и опадая, превращаясь в слепящую точку. Второй, наоборот, быстрый и злобный, как маленькое хищное животное. Этот шар мерцал, пульсировал в такт ЕЕ сердцу, ее жизни.
Рвотный спазм прокатился от пустого желудка к основанию языка. Рипли бы стошнило, но желудок был абсолютно пуст.
- Странно. -
Наверное, у нее сотрясение мозга. Иначе, откуда взялась эта тошнота?
Человек хмыкнул и убрал руку с шеи.
- Оставь! Оставь. Пусть она лежит так! -
хотелось крикнуть ей, но Рипли опять промолчала.
- О, Господи! Как больно! -
Спазм повторился, и у нее появилось ощущение, что в живот воткнули тупой зазубренный нож.
- Так, так, так, детка,- задумчиво сказал человек.
Голос принадлежал мужчине, но
- это не Хикс -
- Что же нам с тобой делать дальше?- размышлял он вслух, еще не зная, что Рипли в сознании. Человек видел лишь лежащее на больничной койке бесчувственное тело,- Что же нам делать?
Сквозь плотную пелену боли она слышала, как мужчина звенел своими склянками, не переставая что-то бормотать себе под нос.
Рипли старалась отвлечься от страдания, не дать боли возможность взять над ней власть.
- Что, испугался, ублюдок? Правильно. А теперь удавим того, что в голове. Ну-ка… -
Ничего не вышло. Боль усилилась. Между глазными яблоками и шторками век вспыхнули разноцветные пятна. Вспыхнули и понеслись в безумном хороводе.
Когда боль стала почти невыносимой, что-то коснулось ее руки. Холодное, освежающее, мягкое.
Вата! Ей протирали локоть, собираясь делать укол. Незнакомый человек, в совершенно незнакомом месте!
Вата пропала, а вместо нее появилась игла. Рипли была уверенна, что это игла. Ей ХОТЕЛОСЬ, чтобы это оказалась игла. И в то же время она ПОНИМАЛА: нельзя допустить этого. Если бы ее спросили - ПОЧЕМУ? - она не смогла бы ответить. Это была какая-то слепая беспочвенная уверенность. И, повинуясь бессознательному импульсу, Рипли подняла руку и схватила человека за запястье.
Он с удивлением смотрел в ее вдруг широко открывшиеся глаза и видел в них боль, плещущуюся, как вода в бутылке.
Но он был врачом и поэтому сказал совершенно спокойно:
- Надо же, а я-то был уверен, что вы еще без сознания.
Теперь Рипли слышала его лучше, хотя яркий шар в голове по-прежнему мешал ей.
Она скосила глаза на шприц, который человек держал в руке, и хрипло, еле ворочая сухим распухшим языком, спросила:
- Что это?
- Это?- он тоже перевел взгляд на шприц, словно удивляясь, откуда тот взялся, и пояснил,- Мой маленький коктейль. Ничего страшного - обезболивающее и успокаивающее. Вам станет лучше.
Рипли внимательно - насколько позволяло корчащееся в приступах боли сознание - посмотрела на мужчину.
Худой. Лицо спокойное. Тонкие губы, хрящеватый нос и голубые глаза. Обычно такие глаза бывают холодными и колючими, но этот человек, видимо, являлся исключением из правила. Его глаза оказались внимательными и теплыми.
Мужчина был лыс. Не совсем, короткие светлые волосы украшали его голову, но как раз из-за их белизны он казался как-то по-особенному лысым. Даже еще больше, чем те, кто тщательно, до блеска выбривает стриженные наголо головы.
Но ничего настораживающего в нем не было. Обычный, средний, ничем не выдающийся человек.
- Так вы позволите сделать вам укол?- спокойно спросил он и пояснил: - Это приведет вас в чувство.
Рипли расслабилась и, разжав сомкнутую вокруг запястья мужчины руку, подставила вену для укола.
Глядя, как поршень пополз вниз, она безразлично спросила:
- Вы врач?
- Меня зовут Клеменс,- спокойно, не меняя тона, представился он,- И я здесь не просто врач. Я здесь
Окончание фразы мужчина произнес странно. С какой-то издевкой, и Рипли посмотрела на него, ожидая объяснений. Но, поскольку их не последовало, следующий вопрос задала сама.
- Здесь, это где?
Он осторожно извлек иглу и, приложив к ранке комочек смоченной в спирте ваты, отошел к столу, объясняя на ходу:
- «Ярость-161». Одна из самых строгих тюрем,- Клеменс бросил шприц в стерилизатор и обернулся,- Кстати. Вас надо будет обрить. У нас здесь проблемы с насекомыми. А когда вы будете чувствовать себя получше, я дам вам ножницы, чтобы вы могли…
- Как я сюда попала?
«Что скажет ей этот человек? Вынужденная посадка? Она заболела, и компьютер сам опустил корабль на планету? Чушь. Рипли знала: диагност сделал бы необходимые инъекции сам, без всяких посадок. Что
