ЧУЖИЕ.
Густая масса на стене зашевелилась. Они что-то почувствовали. Это был слабый, едва различимый сигнал. Пока сложно определить направление, но ясно, что добыча где-то наверху. ОНИ заворочались. Длинные шеи раскачивались в воздухе. Люди, глядя на это зрелище, сказали бы…
ОНИ ПРИСЛУШИВАЮТСЯ.
Направление… Им нужно направление…
Пасти открывались, внутренние челюсти существ подрагивали, готовясь хватать, рвать.
Где? Гдегдегдегдегде…
ЛЮДИ.
Бишоп протискивается сквозь узкую трубу. Пот – обычный едкий пот – заливает глаза. Ведь он был человеком. Искусственным, но все-таки человеком.
Ветер стучал снаружи базальтовыми костяшками пальцев.
ТУК. ТУК.
Он не мог даже двинуть руками. Каждый метр пройденного пути давался неимоверными усилиями. Плечи упираются в стенки, ступни отталкиваются от гладкой поверхности. Еще три сантиметра позади. Вперед.
Держа в руках тяжелый, и от этого кажущийся очень надежным, пульсатор, Рипли подошла к лаборатории.
Дверь легко скользнула в сторону, выпуская на свет…
– Как ты себя чувствуешь?
Горман тяжело навалился на плечо Берка.
– Нормально, наверное. Голова очень болит,- он замялся,- Знаешь, Рипли, я хотел…
– Не нужно,- остановила его женщина. В ее голосе лейтенант не услышал издевки или злости. И от этого ему стало еще хуже,- Извините,- она шагнула мимо них в затемненное пространство лаборатории.
Васкес, склонив голову набок, с интересом наблюдала за этой сценой, стоя в конце коридора.
Странная эта Рипли. Уж она бы вложила этому колледж-бою по первое число. Хотя, в какой-то момент, Васкес тоже ощутила жалость к Горману. Но это чувство быстро улетучилось, когда она вспомнила Дрейка, Кроува и других ребят. Как ни крути, а погибли-то они по вине этого парня.
Рипли вошла в просторный зал. Темно, только обогреватель стоит возле постели Ребекки, окутывая ее облаком и испуская слабый красно-желтый свет.
Она подошла ближе, и сердце ее екнуло.
Рипли огляделась. Где же она? Ушла? Вряд ли. Васкес и Хадсон заметили бы. Но тогда… Берк?! Неужели…
Слабый стон достиг ее ушей. Женщина присела на корточки и заглянула под кровать.
Свернувшись клубком, бормоча что-то нечленораздельное, Ребекка спала. Дыхание было прерывистым. Девочку мучил очередной кошмар.
Рипли отлично понимала ее. Положив винтовку на одеяло, она опустилась на пол и прилегла рядом. Руки Рипли осторожно обняли тельце ребенка и прижали к себе.
– Тише, тише…,- зашептала она,- Все в порядке. Все в порядке…
Ребекка затихла, а Рипли, положив голову на руку, провалилась в сон. Черный глубокий сон. В таких снах не бывает сновидений. В них есть лишь темнота. Бездонная и спокойная темнота.
Бишоп выбрался из узкого колодца и сразу огляделся – нет ли рядом опасности.
Ветер торопил по небу лиловые тучи. В свете двух прожекторов на высокой мачте сиротливо замерла большая куполообразная антенна. Сбив распределительный считок, андроид рванул провода.
Обрывки цветного кабеля выползли из стены, выставив наружу латунные жала.
Откинув крышку черного футляра, он принялся наматывать жилы кабеля на узкие посеребренные клеммы.
Бишоп набрал первую команду. Антенна дрогнула и медленно поползла по кругу.
Пальцы заплясали по клавиатуре, выстукивая приказы.
Андроид знал: где-то наверху сейчас «Счастливчик Люк».
Компьютер ожил. На главном пульте замигали зеленые огоньки. Он переваривал информацию.
Шахта, в которой находился запасной модуль, дернулась и начала вращаться. Стальные створки ее разошлись в стороны, выпуская длинную, похожую на язык неведомого животного, платформу.
Распахнулась защитная крышка грузового шлюза.
Щелчок – отошли предохранительные зажимы.
Модуль отделился от корабля и начал свободное падение вниз, к поверхности планеты.
Пробуждение было резким и неприятным. Где-то в подсознании звенел колокольчик: «Проснись! Тревога!!!»
Словно кто-то обдал ее холодной водой. Рипли не открыла глаза сразу. Она лежала, прислушиваясь, стараясь понять, что вызвало у нее это чувство – ощущение непоправимого.
Рядом тихо посапывала Ребекка. Никаких посторонних звуков. Только гудит под потолком кондиционер.
Рипли открыла глаза.
Она обвела глазами комнату и почти сразу увидела это.
ДВЕ КОБЫ – ТЕ САМЫЕ –
валялись на полу. Крышки открыты, бесцветная жидкость растеклась по полу.
Обе пусты.