— Так я и поверила. То-то вы все трое как один пожаловали в нашу комнату ровно в шесть часов. И в свежих рубашках!
— Ну и что же в этом плохого? — мягко сказала Майя. — Чудесная девушка. Будет просто досадно, если она придет, а нас не будет.
— Ничего не нахожу в ней чудесного, — сердито возразила Тоня. — И будем только напрасно ждать. Конечно, она не придет.
Но она пришла.
Юрий услышал стук в дверь и понял по тревожно радостному биению своего сердца, что это была она. Стук был отчетливый, неторопливый. Ярослав бросился к дверям.
— Войдите! — крикнула Майя с балкона. Дверь открылась — и белое платье Зои показалось из полумрака коридора.
— Можно? — сказала Зоя, и лицо ее осветилось улыбкой. — Это опять я. Добрый вечер.
Она обвела всех внимательным взглядом.
— Добрый вечер, — ответила Майя. — Проходите, пожалуйста. Садитесь вот сюда. — Она показала на кресло, с которого поднялся Андрей. Зоя прошла на балкон. Облокотилась на перила, любуясь открывающейся с восьмого этажа картиной. Огромная дуга новой сочинской набережной широкой зеленой полосой протянулась вдоль пляжа и моря. Наступало то короткое послезакатное время, когда незримая дымка сумрака преобразует людей и вещи, придавая им значительный и полный каким-то новым содержанием таинственный вид. Снизу чуть-чуть доносились приглушенные расстоянием голоса и смех гуляющих.
В темнеющем небе над синей полосой горизонта, за которой скрылось солнце, нежно сиял таинственный свет, словно гигантский конус, опрокинутый в море.
— Это зодиакальный свет, — объяснил Юрий.
— А что это такое?
— Это поток света, отраженного космической пылью, которая находится между Солнцем и Землей.
— Как интересно!
— Чрезвычайно редкое явление для вечернего времени в эту пору года, — добавил Юрий, счастливый неожиданной удачей — чем-то заинтересовать Зою. Она взглянула на него, и ему почудилось, что ее глаза, совсем потемневшие в вечернем сумраке, сказали: «Мне приятно, что ты доволен тем, что говоришь со мной».
— Межзвездная пыль, — сказал авторитетным тоном Ярослав. — Мельчайшие частицы космической материи. И между прочим, по современным данным, не только неживой, но и живой белковой материи.
— Как живой? — удивилась Зоя.
— Ну, не живой в буквальном смысле слова, но, во всяком случае, жизнеспособной при переносе в благоприятные условия. Словом, как полагают, в виде фаговых или вирусных телец, находящихся в состоянии глубокого охлаждения. Наш профессор Панфилов называет их космозоидами.
— А профессор Брандт, — заговорила она опять после минуты молчания, — тоже так думает?
— Как так? — переспросил Андрей.
— Что в космическом пространстве в какой-то форме имеется живая материя?..
— Ну, нет, — с усмешкой ответил Андрей, — в этом вопросе Всеволод Александрович занимает диаметрально противоположную позицию. Космическое пространство и жизнь, по его мнению, абсолютно несовместимы. Космические лучи разрушают органическую материю целиком. Она возникает и развивается только в условиях защиты газовой оболочкой, задерживающей космические лучи, вроде атмосферы Земли. Отсюда вся его концепция о космических болезнях. Жизнь бессильна перед космическими силами. Только разрушение, болезни, смерть — вот что такое космическое пространство для живой материи, Зоя покачала головой.
— Я в это не верю. Сильнее жизни не может быть никаких сил.
Андрей засмеялся.
— Значит, вам нужно было идти не к нам, а на кафедру морфобиохимии, к профессору Панфилову. Он тоже считает, что жизнь имеет средства, чтобы противостоять космическим силам.
— И вы все согласны с профессором Брандтом? — недоверчиво спросила Зоя.
— Согласны или не согласны, а такова наша наука, — уклончиво ответил Андрей.
— Значит, если там, — Зоя показала рукой на золотистый конус, тлеющий над горизонтом, — есть органическая материя, то только в состоянии распада?
— Очевидно, так...
— А защита против космического поражения и лечение космических болезней, выходит, невозможны?
— Нет, почему же, — уже с явной неохотой ответил Андрей. — Для защиты от космического излучения имеется много средств...
— Свинец, бетон, газовые оболочки планет? — с легкой насмешкой спросила Зоя.
— Почему же свинец? — с неудовольствием, пробормотал Андрей. — Имеется немало защитных веществ, которые можно вводить в организм, чтобы предохранить от космической травмы... Эти вещества в какой-то мере сдерживают разрушающее действие космической радиации...
— А если защитить не удалось?
— Надо стараться, чтобы такая ситуация не возникала, — сказал он сухо.
— И в этом заключается космическая биология? -настойчиво продолжала Зоя.
— Не в этом только... — замялся Андрей. — Но в общем... Главная идея, конечно...
— Брось ты вилять, Андрей, — сердито перебила его Тоня, — главная идея Всеволода Александровича и заключается в том, что от космической травмы лекарства нет и не может быть... Навсегда и на веки вечные... И ты это прекрасно знаешь...
— Это, положим, вопрос спорный, — вмешался Ярослав. — Сейчас нет, а завтра, может быть, появится.
— Откуда? — язвительно спросила Тоня. — И как? Вопреки законам космической биологии? Космическое поражение по Брандту — это разрушение наследственного вещества. И разрушение необратимое. О чем тут говорить?
— Будет вам, — умиротворяюще произнесла Майя. — Этак вы отобьете у Зои всякий интерес к науке, которой она хочет заниматься и...
— Смотрите! — неожиданно перебила ее Зоя.
Юрий взглянул в том направлении, куда она показывала рукой, и увидел внезапно вспыхнувшую в небе ослепительно яркую звезду, окруженную розовым сиянием. Наступила странная тишина, казалось, все замерло, пораженное необыкновенным зрелищем.
— Комета? — спросил Ярослав и сам ответил себе: — Нет, конечно, нет. Ракета?
Точка превратилась в пылающий диск, окутанный облаком яркого света.
Диск стремительно падал вниз, оставляя за собой в небе огненный след.
— Это болид, — уверенно сказал Ярослав. Майя крепко стиснула руку стоящего рядом Юрия. Еще мгновение — и раскаленный шар упал где-то далеко в море. Пламенный след дымной полосой продолжал висеть в воздухе.
— А это не атомная бомба? — Тоня нервно засмеялась.
— Раз, два, три... — начал считать секунды Ярослав.
— Нет, пожалуй, не похоже, — пробормотал Андрей. — А впрочем...
— Одиннадцать, двенадцать... — считал Ярослав.
— Нет, конечно, не атомная бомба, — уверенно сказал Юрий. — Свет от разрыва уже достиг бы нас, даже если она упала в ста километрах.
Дымный светящийся след все еще висел широкой полосой, пересекающей наискось темное, но еще беззвездное небо. Наступила тишина.
— ...Семьдесят четыре... Семьдесят пять... — продолжал считать Ярослав.
— Значит, она упала очень далеко, — стараясь говорить спокойным и твердым голосом, сказал Юрий.
