— Хоть и обожаю я такие представления, — потянулся Ланге, залезая в люк, — но лучше бы сейчас поспать.
— В Луханино отоспишься, — отрезал я.
За ночь все вокруг обильно покрылось росой и, залезая на танк, я поскользнулся и чуть не завалился на спину.
— Аккуратнее, командир, — зевнул Ланге. — Если свернете себе шею, то я в бой без вас не пойду. Горевать тут останусь.
— Спасибо за теплые слова, — пробурчал я.
Настроение было паршивым. Все тело после вчерашних физических упражнений и тяжелого ночного боя ныло, любое движение вызывало на лице гримасу боли. Остальные члены команды чувствовали себя не лучше. Экипаж с кряхтеньем и недовольным ворчаньем занял свои места.
— Вилли, ты ленты заправил? — на всякий случай спросил я по внутренней связи, посчитав, что в таком состоянии парни могут что-то и подзабыть.
— Да, — ответил стрелок-радист.
— Рацию проверил?
— Так точно!
— Ефрейтор Ланге! С проводкой все в порядке? Проблем не будет?
— Все в порядке, — в наушниках было слышно, как Карл подавил очередной зевок.
— Герр фельдфебель, — не дожидаясь моего вопроса, отчеканил Томас. — Ефрейтор Зигель занял свое место, проблем не обнаружено. К бою готов!
— Молодец. Обер-ефрейтор Шварц?
В ответ тишина.
— Шварц! — гаркнул я.
— Что? — раздался встревоженный голос заряжающего.
— Ты спишь там, что ли?!
— Никак нет, герр фельдфебель.
— Смотри у меня! — пригрозил я и взглянул на часы. Было без двадцати девять, вот-вот должен был начаться обстрел русских позиций: — Ланге, заводи!
Одновременно взревели десятки двигателей, сотни солдат в ожидании приказа к началу наступления поправляли амуницию, смотрели на часы и выкуривали по сигарете, которая для многих могла стать последней. Вермахт был готов к очередному броску, а русские усиленно готовились к обороне. Наверняка и ночью у них не стихала работа. Порой я поражался их трудолюбию и упорству, иногда мне казалось, что отчаянные подвиги они совершают по велению сердца, а не из-под хлыста жидо-большевистской гниды во главе со Сталиным. Слишком рьяно они сражались. Хотя чему тут удивляться — ведь мы ходили по их земле. Как бы я поступил на их месте? От одной этой мысли о возможности такого становилось не по себе.
Сначала, как обычно, вперед ринулись «Юнкерсы». Шварц вылез из люка и попытался их сосчитать, но где-то на сорока сбился. Я высказал предположение, что их вдвое больше. Они сначала летели высоко, но затем теряли высоту и устремлялись на иванов. Порой казалось, что один из них вот-вот не сможет выйти из пике и воткнется в землю, но все обошлось. Стоял ужасающий вой, который вскоре сменился грохотом разрывов.
— Ну и молотилка! — восхищенно орал во все горло Шварц, но его было едва слышно.
Артиллерия не заставила себя долго ждать. Десятки дальнобойных орудий и шестиствольных минометов «Небельверфер» разноголосо ухнули по русским. Снаряды, выпущенные минометом, оставляли дымовые следы, и мы с упоением глядели вдаль. Интенсивный огонь длился несколько минут, потом резко оборвался.
Я надеялся, что разведданные у летчиков и артиллеристов были верными и мощь нашего огня отобьет у русских желание драться. Хотелось верить, что «пантеры» больше не будут двигаться «стадом» и их проблемы со связью решены.
Артобстрел взбудоражил, поднял настроение, и я почувствовал себя гораздо бодрее, будто и не было этой бессонной ночи, ужасного боя в темноте, тяжелых физических и моральных испытаний. Я ощутил прилив сил, мне уже не казалось, что нас ждет впереди нечто страшное, и теперь искренне верил, что там, за этим полем, Вермахт ожидает очередная победа. Похоже, что мое настроение передалось и всему экипажу. Зигель затянул «Танковую песнь»:
Песню подхватил Шварц, за ним забасил и Херманн:
А потом уже и мы с Ланге, у которого с рождения не было слуха, и он всегда отчаянно фальшивил, присоединились к остальным и допели ее до конца:
Эту старую песню танкистов написал некий обер-лейтенант аж в тридцать третьем году, но она как нельзя лучше передавала наш теперешний боевой дух. Мы почувствовали себя намного лучше, из пятерых измотанных тяжелыми боями и недосыпанием солдат снова превратились в единый стальной кулак.
Надо понимать, насколько каждый член экипажа ценен в отдельности и в то же время является неотъемлемой частью, незаменимым винтиком огромного и сложного механизма под названием «тигр». Со стороны может показаться, что у каждого есть только свои непосредственные обязанности и он должен их выполнять, тогда танк будет максимально боеспособен. Наводчик занимается орудием и башней, механик- водитель — управлением танка, заряжающий — вставляет снаряды в казенник орудия и выбрасывает отстреленные гильзы, стрелок-радист — обслуживает рацию, отвечает за связь и строчит из пулемета. А командир лишь следит за точным исполнением работы экипажа. На деле все гораздо сложнее.
Многие задачи выполняются в комплексе. Например, наводчик имеет в своем распоряжении сочлененный бинокулярный прицел, окуляры которого неподвижно закреплены и дают весьма скромный обзор — всего порядка двадцати трех градусов. Естественно, обнаружение потенциальных целей ложится на мои плечи, так как из командирской башенки я имею отличный обзор. Вычисление примерного расстояния до них — тоже моя забота. Наводчику дистанцию определить в бинокулярный прицел весьма сложно, ибо он увеличивает объект в два с половиной раза.
