Механик тут же нажал на тормоз, но было поздно — русский секундой раньше остановился и дал задний ход. Его ствол слегка повело вправо. Он целился в нас сзади с расстояния пяти метров! Я застыл в ужасе, не понимая, что могу предпринять в такой ситуации. Мгновение, и выпущенный русским танком прямо в упор снаряд разнесет нас на части! Уже не оставалось времени свернуть с линии огня или хотя бы выскочить из танка и спасти свою шкуру! Мне оставалось только безропотно ждать, как вырвется из дула облако дыма, и готовиться к встрече со Всевышним. Никогда прежде не был я столь близок к гибели. От безысходности я не мог вымолвить ни слова, не мог предупредить парней. Хотя слова мои не помогли бы им спастись. Я ожидал, что вот сейчас русский наводчик нажмет на спуск, и жизнь моя оборвется, но в этот момент башню «тридцатьчетверки» пробил снаряд, и долей секунды позже второй ударил ее в бок. Танк дернулся и застыл, изнутри него повалил густой черный дым, а длинный ствол медленно опустился. Никто не мог выжить после такого попадания. Танк больше не представлял опасности.
Опешивший, словно в забытьи, я повернул голову и увидел наших спасителей: «тигра» метрах в двадцати от нас, и «пантеру» чуть дальше. Они успели выстрелить по Т-34 практически одновременно, на миг опередив русского танкиста, и тем самым даровав нам жизнь. Я смотрел на них, как завороженный, не в силах оторвать взгляда, сознавая, что это мгновение оказалось роковым для русского и спасло нас. Ничтожный промежуток времени, цена которому — жизнь. Вероятно, русский не успел зарядить пушку — технически «тридцатьчетверка» была устроена так, что ее пушка заряжалась секунд двенадцать, тогда как экипаж «тигра» тратил на это всего шесть. То есть на каждый выстрел лучшего советского танка наш отвечал двумя.
Выручивший нас «тигр» перевалил через траншею и продолжил атаку, скрывшись за клубами вырывавшегося из горящей «тридцатьчетверки» дыма. Я даже не успел разглядеть его номер, не сообразил, пребывая в растерянности, взглянуть на него, чтобы позже поблагодарить за помощь. Но номер «пантеры» увидел четко — «четыреста восьмая»! Из люка ее высунулась голова Отто, и он подбадривающее помахал мне рукой. Кивком я поблагодарил его и сполз внутрь башни. Я был опустошен, и все еще не мог вымолвить ни слова. Руки дрожали, тело бил мерзкий озноб.
ГЛАВА 7
Парням я ничего не сказал. Незачем им знать пока, как только что мы прошли по краю.
Перед глазами плыло, слабость накатывала волнами, появилось ощущение, что какая-то неведомая сила навалилась на меня, вдавила в сиденье…
— Командир! — раздался в наушниках взволнованный оклик Ланге. Казалось, он кричит откуда-то издалека. — Ты в порядке?!
— Все нормально, — с трудом выдавил я и не узнал собственного голоса.
— Пауль, ты не ранен? — забеспокоился Зигель.
— Нет, — я постарался ответить как можно бодрее. — Все в порядке. Ланге, предельная скорость!
Механик-водитель послушно переключил передачу, и танк устремился вперед. В окопах творилось нечто ужасное. Солдаты схлестнулись в рукопашную, крики и стрельба отдавались звоном в ушах. Эти звуки сливались в сплошную вязкую массу, которая хотела меня поглотить. Попытался подняться, но меня пошатывало из стороны в сторону, тошнота комом давила горло. Пришлось сделать усилие над собой. Протерев кулаками глаза и тряхнув головой, постарался выбраться из тягучей бездны ледяного страха. Я не рискнул высунуться из командирской башенки и оглядел округу через смотровые щели.
Ланге уверенно вел машину вдоль нагромождения надолбов и ежей, пока я не увидел открытый участок. Переехав блиндаж, бревенчатый потолок которого поддался под нашим весом и посыпался вниз, мы проскочили в глубь русской оборонительной линии.
До Луханино оставалось чуть более километра, но из небольшого подлеска метрах в трехстах от нас выскочили две «тридцатьчетверки». Земмер тут же среагировал. Раздался выстрел, но мы промахнулись. Ответом нам были два снаряда, один из которых попал в башню. Меня отбросило, я опустился на сиденье. «Тигр» сильно тряхнуло на неровной поверхности, потом еще раз и еще. Танк тяжело переваливался через попадавшиеся на пути бугры, то задирая «морду», открывая противнику часть днища, то снова клонясь к земле. Не хватало еще, чтобы иваны влепили нам заряд в днище, где толщина брони всего двадцать восемь миллиметров. Новая опасность отрезвила меня, звуки вокруг обрели обычную резкость и четкость.
— Ланге! — захрипел я. — Не подставляй им «пузо».
Я с трудом поднялся и выглянул из люка. Одна «тридцатьчетверка» уже горела, а вторая уходила от нас, пытаясь скрыться за небольшим холмом. Ланге ринулся вдогонку, пытаясь настигнуть ее.
— Ланге, назад! — крикнул я изо всех сил. — Стоп! Это ловушка!
Но было поздно. Нас, как зайцев, заманили на этот участок. Теперь я отчетливо видел притаившиеся в засаде русские гаубицы. Они были великолепно замаскированы — очень сложно засечь, пока совсем не уткнешься в них. Выходило, что «тридцатьчетверки» специально заманили нас сюда. В их задачу входило уничтожение самых мощных, самых опасных германских танков.
— Беккерт, дай задний! — услышал я прорывающийся через треск наушников голос, показавшийся мне очень знакомым.
Обернувшись, увидел, как к нам приближаются две «пантеры». Номеров в дыму я не разглядел, но не было ни малейшего сомнения, что на одной из них находится мой друг Отто Рау.
Ланге уже все понял и чуть развернулся, подставляя противнику крепкую лобовую броню, затем переключил на заднюю передачу и стал выезжать из опасной зоны кормой. Зигель тем временем готовился к выстрелу. Херманн поливал позицию русских из пулемета, надеясь попасть в артиллеристов.
Обе «пантеры» выстрелили одновременно, их снаряды взорвались чуть ближе русских гаубиц, не задев их. Но и это было нам на руку. На какое-то время артиллеристы потеряли ориентиры из-за дыма и взметнувшейся на месте взрывов земли. Небольшая задержка могла дать нам еще немного дополнительных секунд для маневра, но русские не хотели упускать свой шанс. Заманить «тигр» в ловушку и теперь упустить его они не имели права. По нам открыли огонь вслепую, в надежде, что хоть один снаряд достигнет цели.
Зигель нажал на спуск, выстрелив по вражеской батарее. «Пантеры» тоже не безмолвствовали и накрыли ее шквальным огнем. Но и нам досталось.
— Двигатель, кажется, задели! — прокричал механик-водитель Ланге. — Вот-вот заглохнет!
И действительно, машина стала двигаться сильными рывками. Ко всему прочему у Херманна оказался поврежден МГ-34. Оставался только спаренный пулемет Зигеля, но ему было не до того — он ловил позицию русских в прицел пушки.
Я высунулся из люка и сорвал защитные очки. На пальцах что-то липкое — кровь! Правое ухо саднило. Видимо, ранее ударился о край командирской башенки, не заметив этого.
«Тигр» продолжал оставаться великолепной мишенью. Хуже того, русские успели занять позицию с другой стороны и палили с фланга из противотанковых ружей. Упорство, с которым они пытались нас достать, восхитило бы меня, если бы я не находился на краю гибели.
Одна из «пантер» горела, наш «тигр» мог двигаться только на малой скорости, но машина Рау была еще боеспособна. Однако это продолжалось недолго. Иванам удалось повредить пушку «четыреста восьмой». Ситуация оказалась чертовски сложной.
— Уходи, Отто! — заорал я в ларингофон. — Нам их не смять!
Шварц и Зигель показывали чудеса скорости и точности стрельбы, оставив учебные нормативы далеко позади. Им удалось уничтожить две русские гаубицы, но третья продолжала бить по нам.
Оставалось либо уходить из зоны поражения, либо добить вражескую батарею и рассредоточившихся пехотинцев с противотанковыми ружьями, которые обложили нас, словно охотники. Если им удастся повредить нам траки или поразить топливные баки, выпутаться из этой истории уже не получится.
Но самое ужасное, что в пылу боя я совсем забыл про оставшуюся «тридцатьчетверку», укрывшуюся за холмом. Мы были так заняты расправой над русскими стрелками, что не заметили, как она выскочила с фланга. Первый же выстрел, сделанный ею на ходу, заклинил нам башню. Еще немного, и Т-34 окажется
