Будучи слегка придушенным, я не видел, что произошло после грозного окрика Шварца. Херманн тоже этого не видел, потому как валялся в нокауте с отбитым лбом. А Шварц позже сумбурно объяснил, что не успел он еще и рта закрыть, как русский извернулся змеей, прыгнул на него леопардом и впечатал ему лбом в нос, как бешеный слон. Шварц с испугу нажал на спусковой крючок МП-40 и дал очередь. Пули выбили фонтанчики земли рядом с моей головой, и одна из них чирканула правое плечо Херманна.
Русский после появления Шварца, видимо, предположил, что снаружи стоит очередь из желающих помериться с ним силой немецких танкистов, и предпочел ретироваться, скрывшись в ночи. И мы должны были благодарить Бога за это.
Когда я пришел в себя, Херманн сидел на полу, одной рукой держась за лоб, а другой зажимая кровоточащее плечо. Шварц двумя ладонями прикрывал разбитый нос и бубнил какие-то ругательства.
— Спасибо, — сказал я Шварцу, а Вилли обматерил его и всех его родственников.
Снаружи раздалось рычание мотора «тигра» и треск ломаемой древесины, — услышав стрельбу, Ланге и Зигель спешили нам на помощь.
Я поднял брошенный русским разведчиком блокнот. Он был испещрен какими-то записями и схемами. Шварц поспешил прихватить себе оставленный иваном ППШ.
Рана на плече у Херманна оказалась пустяковой, просто царапина. Пока я в свете фонарика его перевязывал, он выплескивал на Хуберта такую витиеватую нецензурщину, каковой слышать мне прежде не доводилось.
— Спокойно, Вилли, спокойно, — втолковывал я ему, — все обошлось.
— Обошлось?! — шипел Херманн. — Я этой свинье еще покажу!
— Тихо, приятель, он спас нас.
— Все равно я ему это не прощу никогда, — говорил мне Вилли, делая вид, что не замечает Шварца. Тот тем временем не обращал на нас никакого внимания, пытаясь остановить текущую из ноздрей кровь. Нос его распух, увеличившись размером раза в два.
В проеме показалась голова Ланге. Он внимательно оглядел нас, посветил фонариком на залитое кровью лицо Шварца и перевязанное плечо Херманна. Потом взволнованно спросил:
— Сильно их?
— Ерунда, — отмахнулся я. — Шварцу нос расквасили, а Херманну кожу поцарапало.
— Испугали вы нас, девчонки, — облегченно выдохнул Карл.
Я вкратце рассказал ему о происшествии, и он, молча дослушав историю до конца, присвистнул:
— Вот дела!
— Ладно, времени нет удивляться. Херманн, ковыляй на свое место и соедини меня напрямую с Клогом.
Ланге тронул меня за рукав и задумчиво промямлил:
— Пауль, над нами же вся дивизия ржать будет.
— Не будет, — отстранился я.
Мы вернулись к танку, и когда Вилли соединил меня с гауптманом, я доложил ему, что нашим экипажем была обнаружена русская разведгруппа из десяти человек, пытавшаяся проникнуть в Луханино. Мы вступили с ними в неравный бой, в результате которого двое членов экипажа получили легкие ранения и трое иванов были убиты. Трупы своих русским удалось вынести, но мы захватили блокнот, в котором, вероятно, содержится ценная информация.
Внимательно выслушав мой доклад и координаты нашего танка, Клог довольно произнес:
— Я все понял, Беккерт. Сейчас вышлю к вам адъютанта, и вы ему передадите записи русских разведчиков. На всякий случай усилим ваш участок взводом гренадеров. Вы снова отличились, фельдфебель. Я горжусь вами!
ГЛАВА 11
Ланге растолкал меня на рассвете.
— Как обстановка? — шепотом спросил я, поеживаясь от утренней прохлады.
— Иваны постреливали, но активных действий не было.
— Ну, активные действия мы бы не проспали, — потянулся я, зевая во весь рот. — Давай, иди, отдохни.
— Уже наотдыхался, — ухмыльнулся Ланге, — а вот присланные Клогом грязедавы[4] после твоих россказней про десять русских разведчиков всю ночь глаз не смыкали.
Однако дважды Карла уговаривать не пришлось, спустя минуту с места механика-водителя раздавался громкий храп. Остальные члены экипажа ему вторили. Я уселся на башне и закурил.
Над полем стелился густой туман. День обещал быть теплым и солнечным. Больше всего меня мучил вопрос: почему русские не предприняли попытку выбить нас ночью? Исчерпали резервы или готовят нам особенный «подарочек»? Клог редко ошибался, неужто чутье подвело старика? Для себя я решил, что надо быть готовым ко всему. Что бы ни произошло, я должен держаться. Снова меня по сердцу полоснули воспоминания о гибели Отто. Я корил себя за собственную глупость. Так наивно попасть в ловушку и подставить друга. Мне наплевать, что он сам принял это решение. Я вынудил Отто его принять, как ни крути. Не лезь я напролом, все были бы живы.
Русские не могут нам ничего противопоставить, кроме пушечного мяса, и поэтому хитрят и изворачиваются. «Ничего, — утешал себя я, — надеюсь, что «тридцатьчетверка» с номером «303» еще не вышла из строя, и никто из наших ее не подбил». С этим танком должен разделаться именно я.
В небо с русской стороны взмыли ракеты. Несомненно, что-то должно было сейчас начаться. Я взглянул на часы — пять пятнадцать утра. Собрался было разбудить экипаж, но начался такой артобстрел наших позиций, что ребята сами повыскакивали из люков. Земля дрожала от взрывов, грохот стоял неимоверный.
Деревне Луханино доставалось второй раз. То, что не разрушили мы, безжалостно довершали русские. Клог правильно поступил, что рассредоточил бронетехнику по окраинам, у Иванов стало меньше шансов попасть по «тиграм». А как показали последние бои — только на нас и надежда.
Русские решили провести контратаку и попытаться выбить нас из Луханино, пока не подошли наши резервы. Ночью могла возникнуть неразбериха, опять же минные поля кругом. Они решили с утра пораньше нанести нам визит. Что ж, мы готовы к встрече. Странно, но сегодня русские не использовали авиацию.
Мы не долго томились в ожидании. Еще не успели отгреметь звуки разрывов, как мы увидели поднимающую клубы пыли армаду русских танков. На бортах их сидела пехота. Русские мчались на наши позиции, не боясь попасть под огонь собственной дальнобойной артиллерии. Клог правильно рассчитал действия русских. Рассредоточив тяжелые и хорошо замаскированные машины по периметру и оставив по фронту среднюю технику, мы давали возможность Иванам вклиниться в наши ряды, увязнуть в битве и потом расстрелять противника с флангов.
Мы завороженно наблюдали, как русские несутся вперед. Рев двигателей, лязг гусениц, крики пехотинцев, звуки выстрелов — все это смешалось в один сплошной нарастающий гул.
— Вы представляете, сколько у них танков? — задумчиво спросил Зигель.
— Много, — буркнул расстроенный Херманн. Он все еще злился на Шварца и никак не мог взять в толк, что, если бы не Хуберт, мы сейчас находились бы в советском плену.
— Если представить, что и на северном фасе происходит нечто подобное, то от одной такой мысли у меня волосы дыбом встают, — заметил Ланге. — Настоящая орда.
— Они лезут в лоб, напролом, — сказал я. — Это глупо и расточительно.
— Их расточительность нам слишком дорого обходится, — резюмировал Шварц.
После этих слов мое сердце снова болезненно защемило. Мне не терпелось начать охоту на их «тридцатьчетверки». Наш «тигр» был забит снарядами под завязку, мы имели достаточно «гостинцев» для них.
— Слушай, Хуберт, — вкрадчиво спросил Зигель, — а поменяй мне свой ППШ?
— На что?
