привирал, что получает повышенную стипендию. Как в покинутом институте – сорок шесть рублей.
На Втором цивильное нижнее белье наличествовало.
До Березняков трамвай доехал быстро.
Театр предстоящих 'боевых действий' располагался на четвёртом этаже за тяжелой, обитой дерматином дверью.
Процедура встречи, вручения букетов, суматошного переобувания в домашние тапки, перемеживаемая целованием подставленных щёчек и ручек, для взволнованных девственников осталась за кадром. Им было настолько не по себе, что они впопыхах умудрились тут же забыть имена встречавших их дам.
Чуть позже выяснилось, что предназначенная Второму дама на 'случку' не явилась.
Не судьба.
Собравшийся народ предпринял вялую попытку 'случить' Второго с хозяйкой квартиры. Было озвучено, что Второй прекрасно рисует карандашные и акварельные портреты, пишет на заказ стихи, стрижёт (мужское сообщество продемонстрировало аккуратно стриженые затылки), и вообще являет собой образец спортсмена и отличника всяческих подготовок в одном флаконе.
Стрижкой хозяйка заинтересовалась. Она попросила слегка подровнять ей волосы и завить их на термобигуди.
– Так долго готовила стол, что о себе совсем позабыла, – кокетливо заметила она Второму.
Второй проникся, вытребовал необходимый инструмент, после чего подрезал и завил.
Дама в качестве клиента попала ему в руки впервые, и он, пребывая в смятенном состоянии, действовал на автопилоте. Однако навык стричь по семьдесят человек за вечер сработал – результаты его трудов обе стороны оценили положительно.
Удовлетворённый такой оценкой Второй добрался до книжного шкафа, выудил из него томик Шекли и, упав с ним в кресло под торшером, выпал из общей суеты.
Крюка и предназначенную ему девственницу посадили за стол рядышком.
Покрытая крупными прыщами девица, с центнер весом, смущалась, краснела и довольно мило строила ему глазки.
Крюк испуганно косился в её сторону и, как заведённый, пил водку. Почти не закусывая.
Девица старалась не отставать.
Минут сорок спустя Крюк смотрел на неё пьяными влюбленными глазами и в пятый раз шептал на ушко одну и ту же фразу:
– Пррр-р-ашуу пардона, а-акх-ааак Вас звут?
В ответ девица игриво хихикала.
Целовавшимся за шторами и танцевавшим «прижимные» танцы парочкам вскоре надоело взирать на это безобразие. Крюка и захмелевшую девицу дружно подняли с насиженных ими мест, многоголосно, активно и довольно откровенно инструктируя – выставили в родительскую спальню.
Несколько человек, словно бы ненароком, остались у двери.
– Ну как? – поинтересовались через пару минут из комнаты.
– Порядок! – бодро ответили они и разбрелись по облюбованным местам.
Полчаса спустя дверь в спальню отворилась.
На пороге стоял Крюк.
Огромные линялые трусы почти закрывали его подрагивающие костистые колени. Вылинявшая майка пятьдесят последнего размера была настолько велика, что из-за нижнего обреза трусов местами выглядывали её нижние края. Вырезы на груди и по бокам майки почти не скрывали тщедушный торс. Лицо у Крюка было бледное, лоб в испарине. Впалая грудь часто вздымалась, с сипом выдавливая воздух через оскаленные зубы. Зрачки выпученных глаз заморожено застыли.
Крюка била крупная дрожь.
В его правой руке была крепко зажата бритовка от безопасного бритвенного станка. Кисти рук и правая сторона лица – густо измазаны кровью. Крови было много и её крупные капли продолжали лениво стекать с пальцев горе-любовника.
Крюк, путаясь в сползших до самых щиколоток шерстяных гетрах, шагнул вперёд. Затем раздраженно взбрыкнул правой, а после и левой ногой. Волочившиеся позади него гетры вылетели вперёд. Надломившись в пятке, они упали на лежащий на полу ковёр. Их горловины всё ещё были надеты на ступни Крюка, и на какое-то время показалось, что он обут в громадные башмаки Чарли Чаплина, которые по непонятной причине сдулись как проколотый воздушный шарик.
– Короче так… – сказал Крюк отстранённо, – Я ей все дела порезал!
Находившиеся в зале курсанты и девицы в ужасе застыли.
Крюк же, мелко переступая, двинулся в сторону стоявшего у двери свободного кресла. Неловко, стараясь не запачкать его кровью, присел на самый краешек. Примостил локти на подлокотник, а окровавленные кисти рук, скрестив, свесил наружу. Пальцы правой руки разжались, и бритвочка, порхая как металлическая бабочка, упала на лакированный паркет.
«Ничего себе на случку сходили… – заторможено подумал Второй. – Теперь и из училища и из партии попрут… Съездил, называется в Киев за высшим образованием. И Крюк хорош! Вот отмочил!!! Сколько раньше не пил, а маньячить его вроде не тянуло. Теперь хорошо, если на всех разом не повесят зверское убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору…»
Второй обвёл взглядом всю, пребывавшую в устойчивом ступоре, компанию.
'Пожалуй, надо всё, что еще можно, начинать разгребать, – пришло ему в голову. – Пока девицы не устроили истерику с царапаньем лиц и визгами на весь дом. Пока ещё никто не зациклился на собственном и, вполне возможно, крайне невыгодном для всех присутствующих, видении ситуации'.
– Всем молчать! – внезапно рявкнул он. – Без моего разрешения никому со своих мест не сходить!
Затем отбросил книгу, рывком выскочил из кресла и буквально вихрем влетел в спальню.
На широкой двуспальной кровати ничком лежала обнажённая рыхлая девица.
Вся её спина и филейная часть были густо залиты кровью. На спине, причудливо переплетясь, лежали, истерзанные бритовкой и пропитанные красным, лиф и огромные трусики из плотной ткани. Судя по всему, пьяный Крюк не мог снять их со своей заснувшей дамы и, по пьяному делу, не нашел ничего лучше, чем просто срезать первым подвернувшимся под руку острым предметом.
– Хана! – отметил про себя Второй и внутренне похолодел. – А впрочем он мог её до смерти и не зарезать… Вон она какая толстая да упитанная! Через такой 'слой утеплителя' до жизненно важных органов бритвочкой так просто не доскребёшься…
– Горячей воды сюда! И чистое полотенце! – крикнул он оставшимся в зале.
Там разом зашевелились, забегали.
Вскоре бледная хозяйка квартиры, с полотенцем на плече, внесла в спальню оранжевый таз с горячей водой.
– Я туда немного марганцовки бросила, – почему-то виновато сказала она.
Второй намочил полотенце, отжал его и подошёл к неподвижной толстухе.
Ему ещё не приходилось прикасаться к обнаженной девушке. Тем более заниматься врачеванием лиц противоположенного пола. Хотя чего ещё ожидать от девственника?
Впрочем, вида крови Второй не боялся.
Он склонился над толстухой. Убрал с её спины изрезанные лиф и трусики. Мягкими промакающими движениями мокрого полотенца стёр следы крови с её лопаток. Порезов не было.
Второй сполоснул полотенце и уже не церемонясь, оттёр широкий зад толстухи.
С тем же результатом.
Затем он переместился к вмятой в подушку голове пьяной девушки. Наклонился и прислушался.
Толстуха безмятежно спала. Мало того, она даже слегка похрапывала.
Склонившаяся рядом хозяйка квартиры подняла на Второго испуганные глаза.
– Она что, живая? – спросила она. – А кровь тогда откуда?
– От верблюда! – невпопад ответил Второй и бросился в зал, расталкивая столпившихся в дверях курсантов и их подруг.
Сидящий на кресле Крюк был уже совсем плох.
