Один человек мне сказал, что открыл свой небольшой бизнес. Но его давят и давят. И он мечтает пристроиться на государственную службу.
Только туда без мыла не влезешь.
– Может, не то намыливаешь? – затосковал я и подумал: «Государство как сука. Не можешь поиметь, тогда терпи…».
(СЛОВАКИЯ, 2008)
Он прихрамывал. Еще бы, в свои девяносто лет. Но выглядел бодро и свежо. Во время интервью раздался звонок, и он, ответив, пояснил, что мы сейчас сидим не в его доме, а в другой квартире, которую он использует как кабинет и для встреч… с подругой. Вот она и звонила, спрашивала, когда можно подойти, чтоб не мешать.
– Младше меня на целых двадцать лет, – не без гордости отметил он. – А что? Живем…
И я, вдруг осознав, что об этом даже не задумывался, остро тоже захотел жить.
Иногда надо вспоминать, почти вслух, самые простые истины, иначе жизнь становится невыносимой.
Мы сидели тогда в небольшой квартирке в центре Братиславы, столицы Словакии, вместе с Александром Бахнаром, последним в Европе командиром еврейского партизанского отряда.
– Прожить большую, а не просто длинную жизнь. Скажите, – спросил я в конце разговора.- Вы когда- нибудь за все эти годы как человек чувствовали себя по-настоящему свободным? Или это недосягаемо, пока мы живы?
– Чувствовал, – улыбнулся Бахнар. – Было такое.
– Можете сказать, если не секрет? В день освобождения? Победы? Позже? При каких обстоятельствах?
– Я был по настоящему свободен только в лесу, в партизанах, когда постоянно чувствовал пистолет в своем кармане…
И мне стало ясно, что не зря приехал к этому человеку за тысячи километров от дома. То же самое ощущение возникало и потом, после разговоров с еврейскими партизанами. Как и все хорошее, что было у меня, человека послевоенного поколения, казалось бы, совсем в другой жизни. Но чем больше я встречался и разговаривал с такими, как Бахнар, тем яснее понимал, насколько в основе экстремальная жизнь и борьба войны похожа на то, с чем сталкивается человек, казалось бы, в мирное время. Та же свобода выбора, рабство и противостояние, унижение и самооправдание, злоба и доброта.
Те же люди: праведники, товарищи, предатели, враги…
Львы, гиены, волки, лебеди, крысы, мандавошки…
Правда, которая, изголяясь, у каждого своя.
Как и здравый смысл, этот главный враг человеческого самоуважения. В зависимости от того, что его питает.
Но и до этого надо дорасти, поднявшись.
Один человек мне сказал, что многое повидал.
– Несмотря ни на что? – спросил я. И подумал: «Человек – это не то, что он пережил. А то, каким выжил…».
ЗАВЕЩАНИЕ
Один человек мне сказал, что бабы-дуры.
– Конечно, – согласился я и подумал: «Иначе бы они не выходили за нас замуж».
Вот, кажется, и все. Конец. Так происходит. Рассказывают же и пишут, как это случается у других. Живет себе человек, живет. День за днем крутится, пробивается, блистает или просто работает, ест, сморкается, покупает, спит не один, чтоб ночью мысли разные в голову не лезли, пьет, бегает трусцой, разводится и снова спит. Короче, как все. В чем-то лучше, в чем-то хуже. И вдруг бац – что-то заболело или просто пошел к врачу. Так, для профилактики. Сдал анализы. А там говорят:
– Вы попали. Все. Скоро конец.
И начинается совсем другая жизнь – за каждый день. И уже ничего не надо, только чтобы не болело и еще – жить. Просто быть, наслаждаясь этим. Оказывается, что большего и не надо. Любое большее уже счастье.
Я напрягся и присмотрелся вниз, за струей. Утро, еще минуту назад прекрасное, виделось чем-то нереальным и далеким. Да и не было его уже, утра. Только унитаз как венценосное мерило жизни и круговорот ее затихающего завершения. Там, у горловины, в воде, вроде ничего особенного не наблюдалось. Моцион как моцион. Непрозрачный, так и не младенец уже. Надо просто воды чистой больше пить. Все как обычно. Но запах… В воздухе, ударившем в голову кувалдой духоты, весело журчал тяжелый ацетон. Да еще как – аж глаза щиплет. Стало жарко, до надбровного пота. Что же это такое? Конец почкам? Или того хуже, сам не знаю где. Так, вдруг. Проснулся, пошел куда надо – и на тебе… Наверное, так и бывает. Не обязательно с болью. Машина тоже ломается неожиданно. Все вроде нормально, ездит и хлоп – не заведется или встанет. Так и человек. Но почему я? Рано вроде еще. И потом, со мной так быть не может. Со мной-то за что?
Я расслабился, брызнул из последних сил, и снова в нос ударил резкий запах ацетона. Не показалось. Точно – конец. Надо взять себя в руки. Уже взял? Да не так, дурак. Одной ногой перед самым страшным, да еще неизвестно, через что, а все шуточки.
В дверь постучали.
– Чего застрял? Ты в порядке? Детям в школу надо, завтрак стынет, а одна еще не умылась.
– Сейчас.
Ну как с ними разговаривать? Нет слов. У тебя трагедия, не знаешь, как жить и с чем, что будет с тобой через минуту, а ей не терпится. Жена – это тоже расплата. Только во времени. Сначала обхаживаешь, чтобы дала, носишься, женишься, дабы всегда под рукой было, потом вкалываешь, дом строишь, обеспечиваешь, себя не жалея. Уже и даром не надо – даром дороже обходится, но поздно. И наконец, когда все сделал, глядь – уже мешаешь. Уже и без тебя все есть. Без тебя даже лучше, спокойней. Тут конец близок, я глянул вдоль живота, втянувшись, и на душе потеплело. А ей срочняк умываться.
Теперь надо слить воду. Как и все, что было до сих пор. Почти символично. Легко сказать – спустить всю жизнь. Одним нажатием. А что, не так? То что было вчера, не было. А если и случалось, то какое это имеет отношение к сейчас? И завтра уже нет. До завтра еще дожить надо. Струясь аммиачной селитрой, даже думать о завтрашнем не хочется. Затем опустить крышку. Женщин злит, когда она поднята. А ты попробуй попади, если она опущена. И с поднятой не всегда получается. Особенно если в две струи рвануло. Все бывает в жизни. Чего кричать? Ехал однажды в трамвае. Зима. Мороз. Пассажиры в темной одежде, сосредоточенные на себе, молчат. Стою. Рядом сидят двое: отец и сын лет восьми. Мальчик монеткой карябает замерзшее стекло.
– Сказал же, хватит, -ворчит отец. – Вот приедем домой, расскажу, как ты не слушался.
Малыш поворачивается и отвечает на весь вагон:
– Но я же не говорю маме, когда она ругается, что это именно ты писаешь мимо унитаза.
И сразу всем потеплело. Особенно мужчинам. Женщинам это понять не дано. Не умеют стоя, вот и злятся. Им бы только сесть поудобней да накрыть все с головой, не думая. Но мне-то уже какое дело. Все
