— Вы не держите слова! — сухо ответил Браун.
— Мы? Как вы можете так говорить!
И они наперебой принялись убеждать его в своей честности и лучших намерениях! Так они кружили по улицам около часу. Наконец Браун прошептал:
— Ладно... в последний раз.
— В последний раз! — удовлетворенно воскликнул улыбающийся молодой человек.
Так Браун стал сотрудником одного шпионского центра. Каждый раз он говорил себе, что «это» — в последний раз, после чего он решительно порвет с двуличной жизнью, с таким подлым существованием. Его господа все время повторяли ему, что услуг, которые он оказал им, достаточно, чтобы его повесить, кроме того, он не должен изменять идеям, за которые погиб его отец...
И Браун уступал.
Он окончил консерваторию и несколько лет работал скрипачом одной берлинской эстрадной труппы. Нелегкой была его двойная жизнь. И может быть, от тоски, страха и вечной подавленности он тяжело заболел. Врачи скрывали от него правду. Браун был уверен, что у него язва желудка. Но однажды, совсем случайно, в больнице, где его лечили, он узнал о своем безнадежном состоянии — у него был рак. Его оперировали, подлечили, но из тихой белой больничной палаты он вышел похудевшим, отчаявшимся. Тогда из «центра» ему сообщили, что для него подыскали работу в отдаленном приморском городе у подножия красивых гор. Такая перемена в жизни Брауна и новый климат должны оказать благотворное действие на его здоровье. Он отказался уехать из Берлина, хотел умереть в родном городе. Но ему пообещали чудодейственное лекарство, которое его наверняка вылечит. Кроме того, если он выполнит и это поручение, ему предоставят свободу, и он сможет жить, где захочет, и делать все, что ему вздумается. На этот раз он должен был сблизиться с инженером Скрибином и завладеть секретными чертежами в связи с постройкой сенсационного города в космосе.
За выполнение этого задания ему было обещано большое вознаграждение. Браун долго колебался. Он было уже свыкся с мыслью о смерти, и вдруг ему предлагают, может быть, исцеление. Что ж... почему бы и не попробовать.
А умрет, деньги останутся матери, по крайней мере будет обеспечена до конца жизни. Но телеграмма из Бонна развеяла и эту его мечту: автомобиль, номер которого остался неизвестен, сбил старуху, и она умерла через несколько часов в больнице. Браун похоронил ее, поплакал несколько дней, и теперь ему казалось, что он остался совсем один в целом свете, забытый и никому не нужный... С полным безразличием принял он предложение поступить в оркестр космоградского ресторана «Веселые бекасы».
Светало. Небо на востоке румянилось зарей. Алое сияние, еще робкое и неуверенное, медленно росло, гася звезды, золотя вершины гор и верхушки деревьев в парке, раскинувшемся под окном. Браун лежал неподвижно и смотрел, как рождается новый день. И Брауну хотелось верить, что он будет прекрасным, исполненным жизни, свежим и вечным. Было тихо. Но вот под окном зачирикали воробьи. Браун вздохнул. Он позавидовал птицам — беззаботные, не знают никаких болезней и счастливы, отыскав несколько зернышек или хлебных крошек. Вот бы и ему пожить так! Жить и смело смотреть людям в глаза!..
Он повернулся лицом к стене и притих.
В дверь постучали. Браун сказал:
— Войдите!
Это был Вега. Слишком широкая для него пижама Брауна придавала ему довольно забавный вид!
— Как спали? Доброе утро! — весело сказал Вега и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я все обдумал... План готов. Посмотрим, понравится ли вам. Но сначала — бриться и завтракать. Пора, друг мой, вставайте!
ПОХИЩЕНИЕ
В конце асфальтированной аллеи остановился мотоцикл. Мотоциклист склонился над мотором и принялся ковыряться в нем, часто поглядывая в сторону шоссе, по которому время от времени проносились автомобили.
В этот ранний утренний час солнце еще не успело высушить поблескивающие под его лучами капельки росы.
Свежий чистый воздух был насыщен ароматом трав и полевых цветов. Но прелести природы отнюдь не волновали мотоциклиста, поглощенного своим занятием...
Спустя некоторое время на шоссе появилась серая легковая машина. Замедлив ход, она свернула на аллею.
Мотоциклист выпрямился, сдвинув на лоб автомобильные очки, шагнул на середину аллеи и поднял руку... Машина остановилась.
— А, товарищ Николаев, рад вас видеть, — воскликнул мотоциклист. — Само провидение прислало вас ко мне. У меня тут что-то с мотором стряслось, вероятно, какая-нибудь мелочь. Не откажите в услуге, буду весьма обязан...
— Что вы, что вы... С удовольствием помогу, дорогой Браун.
Шофер неторопливо вышел из машины.
Это был полный, приземистый человек, широколицый, добродушный и несколько флегматичного вида. Он нажал стартер мотоцикла, но мотор молчал. Николаев осмотрел систему зажигания и сразу же обнаружил оборванный проводок.
— А-а, — со снисходительной улыбкой сказал он, — видите? Нет контакта. Как же вы сами не заметили?
— Сам удивляюсь, — смущенно ответил Браун. — Впрочем, я совершеннейший профан в технике...
Пока Николаев закреплял проводок, Браун достал сигареты и закурил.
— Ну вот, все в порядке! — весело произнес шофер.
— Благодарю вас, дружище, — сказал Браун. — Если бы не вы, пришлось бы мне торчать здесь неизвестно сколько... Попробуйте эти сигареты, болгарские — чудо! — добавил он.
Шофер взял сигарету. Браун щелкнул зажигалкой.
Сероватый дымок поплыл в воздухе.
— А вы за своим инженером? Не рано ли? — спросил Браун.
— Нет, в самый раз! Он любит точность. Спасибо за сигарету, действительно хороша... Но... что это?
Николаев вдруг прижал ко лбу ладонь, закрыл глаза, зашатался. Браун подался к нему и с озабоченным видом спросил:
— Что с вами?
— Не знаю, голова кружится...
Лицо шофера приобрело желто-зеленый оттенок. Браун взял его под руку и сказал:
— Сядьте в машину. Не волнуйтесь, ничего страшного, сейчас все пройдет!
Из боковой аллеи выехал черный автомобиль с аэродинамическими формами. Он остановился возле них как раз в тот момент, когда Николаев с закрытыми глазами упал на руки Брауна.
Из машины вышел Вега. Он спросил:
— Все в порядке?
— Да!
— Скорей!
Вдвоем они посадили шофера в машину, сняли с него пиджак и кепку. Браун тут же надел их на себя. Затем Вега вынул из кармана нейлоновый шнур, связал пленнику руки и запихал ему в рот носовой платок. Покончив с этим делом, он огляделся по сторонам и спросил:
— Вы никого не заметили?
