совершенное детище Девятки. Однако вместо обеда он получил паразита. Клио тут же вживила синтетические нити в его панцирь и завладела его нервной системой. Бедное чудище никогда не отличалось особым умом и полностью оказалось во власти разума, превосходящего все вместе взятые умы экосистемы.
Через несколько минут я был свободен, но кровообращение в ногах пока не восстановилось — встать не было сил. Поэтому оставалось сидеть на чем-то деревянном и тщательно растирать лодыжки.
Попутно я объяснил Сюзарме и Нисрину ход событий и посоветовал найти надежное убежище.
— Клио все еще опекает нас. Она слышит, хотя и не может ответить, и все еще держит ситуацию под контролем. Чудище ушло, видимо, за вами, Нисрин. Не пугайтесь, когда увидите его. Позвольте унести себя. Вскоре мы будем вместе. Подумать только — удалось! Пусть пришлось несладко, но — получилось! Удалось, удалось, черт возьми!
Восторженное состояние прошло так же быстро, как и нахлынуло — ведь я вспомнил о тех, кому не удалось. Об Урании, прыгнувшей вниз с Клио в охапке. То, что сцапало ее, жаждало еды, а вовсе не заботилось о малютках. Даже Мирлину, чей исполинский рост делал его самым лакомым куском среди нас, не удалось победить драконов, живущих в зловещих пространствах внутри Асгарда.
Поостыв, я вновь огляделся. Ощущение радости, что я достиг легендарного Центра Асгарда, оставалось, но к нему примешивалась горечь потери. Надо поискать укрытие. Летучий паук с Клио на спине не будет высматривать меня повсюду — для него найдутся дела поважнее. Он избавил меня от двух ужасных напастей, но здесь, на нулевом уровне, могут рыскать всякие кровожадные создания, а никакого оружия у меня не было.
Густого подлеска здесь не было, и ничто ужасное и алчное не бродило между расходящихся корней деревьев. Они, эти корни, простирались во все стороны, встречались друг с другом и сплетались жгутами. Посветив вокруг фонариком, я понял, что оболочка звезды покрыта плотным ковром из корней и прочей растительности, в которой тут и там попадаются дыры, ямы и щели неизвестной глубины.
Найдя ровное место, одинаково удаленное от ям и впадин, я пристроился между корней и начал осматриваться. Стараясь не думать, что со мной станется, если нечто кровожадное вылезет из какой-нибудь норы, я тем не менее был настороже. Уж если на то пошло, я не дам себя испугать какому-нибудь червяку из здешнего Подземного Царства.
Я терпеливо ждал, пока мы не соберемся вместе. Хотя мы потеряли Мирлина и Уранию, Клио все еще была в игре, сражаясь изо всех электронных сил. Пусть Тульяр и Финн остались живы после встречи с летучим ужасом, у нас все еще преимущество — их двое против нас четырех, причем один их этих четырех чертовски умен. Нам предстоит найти вход в оболочку звезды, и мы найдем его. Я чувствовал себя как бегун, опередивший своих соперников финишным рывком.
Центр Асгарда, колыбель ответов на все вопросы и загадки Вселенной, ждал часа своего открытия, казался моим, близким и доступным. А я наивно полагал, что теперь ни одно препятствие не остановит меня.
Пока мы продвигались сквозь дымку, я впал в транс. Я не видел и не слышал ничего, а мысли, что еще возникали в мозгу, были вялыми и робкими. Я уже готов был поверить, что мертв, как утверждал тот, что носил личину Амары Гююра. Нынешнее состояние можно было воспринимать как послежизнь: медленное увядание сознания, испарение души.
Какой бы силой я ни обладал, чтобы воображать внешний мир, сейчас она была утрачена. Я даже не знал, по-прежнему ли представляю собой голову Медузы, и не чувствовал шевеления змей на голове. Я пытался противостоять распаду. Не видя, заставлял себя смотреть на все внутренним зрением. Я был уверен, что мой спутник все еще здесь и несет меня сквозь компьютерное пространство Асгарда. Его образ я тоже пытался воссоздать в своей душе. Сначала я представил его Саулом Линдраком, но потом вспомнил, что лицо Саула — это лишь маска, которую он носил, повинуясь прихоти моих фантазий. Попробовал представить его по-другому — как валькирию, уносящую мою спеленутую душу в Валгаллу. Там душе надлежало отдыхать в ожидании таинственного возрождения. Не сомневаюсь, я заслужил место в раю героев, хотя скорее я был пешкой, а не игроком с тех самых пор, как возник в мозгу моего прототипа. Но смелости мне уж точно не занимать.
По какой-то причине я не мог четко видеть этот образ. Валькирия была позаимствована из раннего сна, а сам образ был составлен из знакомых лиц. Лицом она не напоминала Сюзарму Лир, хотя пронзительные голубые глаза были точной копией Сюзарминых, да и в остальных чертах нет-нет, да и проскальзывало что-то от нее. Девятка создавала женские образы примерно по той же схеме. И эти бесконечные вариации на одну и ту же тему напоминали о ее влиянии на меня. Ну и ну, подумалось мне, неужели по воле капризной судьбы я должен увлечься ею? Хотя это как раз было объяснимым — единственная женщина-гуманоид, с которой я имел дело в течение многих лет.
Этот сюжет я отставил. Нечего предаваться эротическим мечтам, когда даже виртуальный образ настоящего тела, принесенный в этот мир, утрачен, — какие уж тут плотские желания?
Позволив лицу валькирии растаять, я разрешил мыслям плыть по собственному усмотрению. Результатом этого явились сюрреалистические формы — сначала головы насекомых, затем — чистые абстракции. И тут я понял, что и сам — всего лишь иллюзия. Подсознательное ворочалось на дне сознания, отбрасывая чудовищные отблески в разум, но все было так размыто, так призрачно… Слышались отголоски воспоминаний, но не было сил вспомнить, не за что было зацепиться. Ничто не говорило о моем существовании в виде цельной личности и целого тела.
Я почти утратил счет времени, да и не было точки отсчета, чтобы заняться этим. Ни биения сердца, ни внутреннего ритма. И путь наш длился, длился, и ничего похожего на новое место не возникало. Теперь все перемены должны были управлять мной, а не я ими. Образы в памяти померкли и сменились сумраком. Вне меня ничего не было, а внутри оставалось слишком мало.
Я припомнил, что чувствовал раньше, предпринимая путешествие, которое Декарт проделывал в своем воображении. Перед тем как обрести самосознание, вернуть его, я вплотную приблизился к собственному уничтожению.
Тогда все действительно происходило со мной. Теперь все повторялось, но разрушение зашло гораздо дальше. Казалось, отпадают все ощущения мира, в том числе ощущения собственного тела. Словно змея, сбрасывающая кожу, я освобождался от груза своей души. Нет, не терял ее, а просто ослаблял свою власть над памятью и временем, оставаясь в настоящем. Как и раньше, я не мог ни о чем думать. Лишь одна фраза мелькала в сознании: 'Я мыслю, следовательно, существую'. Может быть, существовал не я. Может быть, я размыт, и сознание мое безгранично, но я остаюсь личностью.
Однако оставалось чувство: то, что осталось от меня, подошло к границе, за которой нет ничего.
Потом что-то стало возвращаться из этой пропасти забытья. Казалось, создавалось новое «я». Моя сущность набирала плоть, обретала виртуальный образ. Я снова получал тело. Чувства восстанавливались, и появлялось ощущение заполненности, прочности. А главное — возникали новые мысли, наполнявшие черную бездну небытия.
Было ли это, размышлял я, похоже на чувства умирающего человека из плоти и крови? Возможно ли, что так же уходит сознание, исчезает, когда сердце перестает биться, а органы чувств перестают передавать информацию в мозг? Пусть не было темного занавеса, внезапно омрачающего сознание, — потрясения смерти, когда обрушивается гильотина. Но, вероятно, всегда существует эта постепенно ослабевающая связь — странствие за пределы чувств, боли, памяти, самого себя.
Поначалу смерть представлялась мне ужасной, ужасной тем более, что момент умирания может быть продлен и боль будет терзать гаснущее сознание. Теперь я думал, что существование порой безжалостнее смерти, к тому же оно не ввергает тебя в такой упоительный транс, как последняя.
После подумалось, что мое самосознание странным образом находится вне времени, все еще глупо убеждает меня, что я человек из плоти и крови, хотя ничего подобного нет. Может быть, я использую эту возможность, чтобы отрезать от себя все прошлые мысли и принять новую истину: между созданием из плоти, породившим меня, и мной не больше сходства, чем между стрекозой и личинкой, между яйцом и тем, что должно из него появиться? Возможно, продолжалась та же мысль, мне не доведется больше обдумывать идею о смерти. Стал ли я богом среди богов? Не перенесли ли меня, как и моих предшественников, в царство Асгарда и Олимпа, чтобы сделать меня всезнающим и бессмертным,
