Сам Ганелон не стал с этим возиться… Ну, значит, на рассвете… — закончил он. — Увидимся, Марун.
Откуда-то из темной глубины здания, на пороге которого переговаривались министр и Марун, долетел тоскливый вой. Гавэн вздрогнул и отошел на шаг от решетки.
— Увидимся, — все так же хихикая, попрощался горбун.
Господин Гавэн повернулся и зашагал прочь. В эту ночь ему не придется спать. Нужно как следует подготовиться к казни.
— Не спать! — гаркнул капитан Сван и огрел культей левой руки Глазастого Вграда, сидя прикорнувшего у сырой подвальной стены.
Вград хрипло взблеял и вскочил на ноги, стремительно вылетев из теплой утробы дремоты в действительность. В широко распахнувшихся глазах его осмысленность появилась не сразу — несколько мгновений в них зияла туманная пустота.
Про Вграда еще с детских лет говорили: «Ошиблась Ала Прекрасная. Такие глаза — а парню достались…» Глазам его и впрямь могла позавидовать любая красавица. Большие и темные, удивительно красивой миндалевидной формы, обрамленные длиннющими ресницами, они смотрелись на рябом простоватом лице Вграда странновато. Как смотрелось бы на плешивой корове с раздувшимися боками оттороченное мехом и украшенное золотым шитьем седло скакуна с королевской конюшни. В ранней юности Вград необычностью своей внешности гордился. Кто другой вынужден был завоевывать внимание противоположного пола молодецкой удалью да звонкой монетой, а Вграду достаточно было бросить один- единственный томный взгляд из-под длинных ресниц — и любая неприступная красотка моментально сдавалась на милость победителю, объявляя о капитуляции застенчивым хихиканьем. Но, поступив на службу в дворцовую стражу, парень вдруг с удивлением осознал: то, что в общении с девками и бабами являлось преимуществом, в мужском обществе может стать предметом насмешек. Чары томного взгляда перед сослуживцами оказались бессильны. «Гляди, как буркалы вытаращил! Ровно рак! — хохотала казарма, встречая новичка. — Надо же, глазастый какой… Как щенок, которому яйца прищемили…» «Чего смотришь теленком? — рычал на учебной площадке капитан Сван. — Взгляд дворцового стражника должен быть грозным! А ты, сопляк, глядишь, как соску выпрашиваешь…» В общем, горько пожалел Вград, став стражником, о том, чем одарили его боги. И наверняка с радостью согласился бы, если бы какой-нибудь опытный маг предложил ему обменять его чарующие очи на банальные, серенькие, ничем не выделяющиеся гляделки…
— Не спать, говорю! — прорычал капитан Сван, снова замахиваясь культей.
— Не сплю я… — пискнул Вград, вытягиваясь перед капитаном в струнку. — Присел только, чтобы это… ногу почесать.
Несколько мгновений Сван сверлил глазами стражника.
— Еще раз замечу — три зуба долой, — предупредил Сван. Потом нахмурился, припомнив что-то, усмехнулся сам себе и двинулся дальше по коридору, тускловато освещенному редкими факелами.
Стражники, до появления в этом коридоре капитана дремавшие, трепавшиеся друг с другом или игравшие в кости, сейчас недвижно стояли вдоль стен, расправив плечи, старательно втянув животы под кольчугами и стиснув рукояти алебард. Глазастый Вград, принявший жертву за всех своих товарищей, угрюмо постанывал, потирая ушибленный затылок.
На левой руке капитана Свана отсутствовала кисть. Увечье он получил не так давно, но службы не оставил. А напротив — обернул беду себе на пользу. Казарменный кузнец по его заказу перековал обыкновенную латную перчатку таким образом, что она — превращенная в могучий металлический, никогда не разжимавшийся кулак — легко и прочно крепилась к культе. Этот железный кулак капитана Свана очень быстро завоевал славу грозного оружия. Не один десяток стражников успел отведать беспощадную силу латного протеза, а сам капитан поднаторел в своих воспитательных методах до такой степени, что приноровился вышибать с одного удара ровно столько зубов, сколько сам желал. Сама собой у него выработалась система наказаний: за не особо тяжкую провинность он выбивал один зуб. За провинность средней тяжести — два. А если под его левую руку попадался стражник, напортачивший серьезно, — таковой лишался сразу трех зубов.
В эту ночь капитан Сван, обходивший с проверкой коридоры, лежащие недалеко от Тухлой Дыры — самой глухой, грязной и надежной камеры тюремных подвалов Дарбионского королевского дворца, — успел наказать уже четверых стражников. И все четверо получили по полной — лишились каждый трех зубов. Ибо таков был приказ, полученный Сваном от его сотника: охранять Тухлую Дыру как зеницу ока. И сообщать наверх о всяком подозрительном пустяке. В казармах этой ночью спать вовсе не ложились — бодрствовал весь гарнизон стражников, готовый в любую минуту по приказу обрушиться в тюремные подвалы. Кроме того, на Дворцовой площади дежурили три сотни гвардейцев.
Глазастый Вград не заработал законной зуботычины по очень простой причине: у него давно не осталось ни одного зуба. Казарменную кормежку жевал он деснами, окостеневшими настолько, что ими можно было, пожалуй, дробить орехи…
Капитан Сван шагал по коридору, зорко оглядывая своих подопечных. Когда до толстенной, обитой железными полосами двери, запирающей Тухлую Дыру, оставалось около полутора десятка шагов, капитан вдруг остановился и тревожно потянул ноздрями сырой воздух.
— Чего это? — удивленно вопросил он. — Чем это… пахнет у вас?
Стражник, на котором остановился суровый взгляд Свана, затрепетал:
— Не могу знать, господин капитан… Ничем вроде и не пахнет…
— Как не пахнет? — зарычал Сван. — Ясно же чую… сладким чем-то несет… Вы что? — вдруг определившись в подозрениях, заревел он. — Бабу сюда привели?!
— Н-никак нет… — пробормотал стражник. — Рази ж мы не понимаем… Какая баба?
— Не понимаете?! — затопал ногами Сван. — Вот именно что — не понимаете! Думаете, кого мы охранять тут поставлены? А?
Этот вопрос — кого же приказано охранять с таким тщанием, уже обсуждался стражниками задолго до появления в коридорах капитана Свана. Все эти ратники служили первый год; стражников, нанятых на службы еще при Ганелоне Милостивом, почти уже не осталось — мало кто из «стариков» пережил смутные времена недолгого правления Константина, а кто пережил, воспользовался первым удобным случаем, чтобы оставить дворец — слишком уж опасным стало ремесло стражника. Поэтому сейчас в тюремных коридорах близ Тухлой Дыры не было никого, кто имел несчастье участвовать в той жуткой кровавой бойне, которую учинили трое рыцарей Братства Порога, когда уводили из дворца ее высочество принцессу Литию. Кроме капитана Свана — он тому сражению и был обязан своим увечьем…
Говорили стражники промеж собой: осмелившиеся оскорбить пресветлого эльфа Лилатирия болотники сидят в Тухлой Дыре, дожидаясь завтрашней казни. Говорили, да только сами себе не очень-то верили. Про болотников, конечно, ходило множество страшных сказок, но эти двое оборванцев — худощавый парнишка и седобородый старик — никак не походили на рыцарей-болотников, какими их принято было представлять. Да и потом, ежели они на самом деле являются такими сильными воинами и искусными магами, что даже с самими могущественными эльфами могут поспорить, — почему спокойненько помалкивают за запертой дверью Дыры, не предпринимая никаких попыток освободиться? Кого надо было получше стеречь, так это верзилу-северянина. А его почему-то поместили не в Тухлую Дыру, а в одну из обычных камер в соседнем крыле подвалов. И приставили к той камере всего-то двоих ратников. Даже сюда время от времени нет-нет да и долетали яростные вопли и тяжкий грохот цепей — верзила то и дело начинал бесноваться… Нет, начальству-то, безусловно, виднее, но, наверное, оно все-таки того… слишком уж чудит. Да, впрочем, кто их разберет, начальников этих… А может быть — говорили еще — лишенные своих чудесных доспехов, оружия и амулетов болотники утратили всю силу. Ведь не рыпаются же они! И на Королевском суде не рыпались, и здесь, в застенках. И какой смысл полусотне воинов глаз не смыкать всю ночь? И какой смысл держать наготове еще несколько сотен ратников?
— Приговоренных охраняем, господин капитан, — ответил стражник на вопрос Свана.
— Приговоре-е-енных… — брезгливо глядя на воина, протянул капитан. — Знали бы вы…
Он вдруг понял, что никакие объяснения здесь не помогут. Не поверят эти дурни в то, что довелось ему видеть своими глазами.
