обрели способность видеть во тьме. Через некоторое время, несколько раз безошибочно свернув в путаных разветвлениях древних ходов, он выбрел к высокой двустворчатой решетчатой двери, у которой тускло светил укрепленный на стене догорающий факел. За решетчатой дверью располагалось хранилище личных вещей узников королевской тюрьмы. Скорчившись на низкой табуретке, рядом беспечно похрапывал стражник. Подходя к двери, Вград, не замедлив шагов, вогнал ему копье алебарды под ухо, разорвав яремную вену. Захлебываясь кровью, стражник слетел с табуретки.
А Глазастый, уронив алебарду, остановился перед мощным замком, охватившим массивной дужкой два крайних прута дверных створок. Постоял так несколько мгновений, опустив голову, свесив руки и подогнув колени, похожий на куклу, оставленную кукловодом. Замок мелко затрясся и вдруг осыпался черной пылью. Тогда Вград вздрогнул и вскинул голову, будто то, что управляло им, вновь вошло внутрь.
Он толкнул дверь и вошел в хранилище. Спустя четверть часа снова появился коридоре, нагруженный двумя большими кожаными тюками. Сгибаясь под их тяжестью, вернулся в коридор, где нашли свою смерть полсотни его товарищей. Встал перед дверью Тухлой Дыры — несокрушимой преграды, состоящей из цельных бревен, обитых толстыми металлическими полосами так часто, что дверь производила впечатление целиком выкованной из железа. Тело Вграда снова обмякло, руки уронили тюки и бессильно обвисли…
Что-то затрещало-захрустело в черном глазке замочной скважины. Из отверстия плеснуло фонтанчиком черной трухи, и дверь Тухлой Дыры, скрипнув, приоткрылась.
Глазастый Вград опять вздрогнул, оживая. Потом, нагнувшись, втащил тюки в Тухлую Дыру.
Камера, называемая Тухлой Дырой, и впрямь напоминала дыру. Или колодец. Ступив за порог, Вград оказался на выщербленных ступеньках лестницы, круто и далеко уводящей вниз. Дыра была так глубока, что свет факелов, падающий из коридора, не достигал ее дна, угасал на середине лестницы и только чуть рассеивал сырую мглу, угрюмо молчащую внизу. Глыбистые стены и толстая дверь глушили всякий звук. Узники, прикованные цепями к стенам, могли сколько угодно вопить и стенать, но в коридоре их никто не услышал бы.
Однако узники, заключенные в Тухлую Дыру этой ночью, и не думали вопить и стенать. Сидя друг напротив друга, они о чем-то спокойно разговаривали, и лишь скрип открывшейся двери отвлек их от неторопливой этой беседы.
Вград отпустил тяжелые тюки — он все равно не смог бы стащить их по крутой лестнице. И тюки, громыхая содержимым, скатились к ногами узников. Узники прервали свой разговор. Глазастый, двигаясь с механической неторопливостью, спустился вниз и остановился перед ними.
— Чего тебе понадобилось от нас, дух? — спросил Герб, глядя не на Вграда, а в пустоту над головой Глазастого. — И как ты осмелился нарушить волю короля, заточившего нас сюда?
Вград заговорил. Голос его звучал удивительно несуразно: то понижался до хриплого баса, то взлетал к звенящему писку — губы Глазастого почти не двигались, а вот горло раздувалось и опадало, точно голосовые связки его вибрировали от напряженного желания передать звук так, как диктовала это чужая воля, покорившая человеческое тело.
— Вы свободны, рыцари, — проскрежетало горло Вграда.
— Ты не вправе освобождать нас, — сказал на это Кай, чуть пошевелившись, отчего цепи, приковывавшие его к стене, тихо звякнули. — Кем бы ты ни был.
— Возьмите свои доспехи, свое оружие и свои амуле… — Вград вдруг снова обмяк, прервавшись на полуслове. Лицо его помертвело.
Что-то коротко и сухо треснуло в темноте, и цепи спали с рук и ног узников. Но Кай и Герб не торопились подниматься. Глазастый дернулся и распрямился, как рыбий пузырь, наполнившийся воздухом.
— Вот так… — лязгнул он. — Теперь все. Вас ничего не держит здесь.
— Ты ошибаешься, — ответил Кай. Как и старик-болотник, говоря, он глядел не на стражника, а поверх его головы. Точно мог увидеть там того, кто дергал не принадлежащего самому себе ратника за незримые ниточки. — То, что держит нас здесь, прочнее любых цепей и каменных стен. Неужели непонятно, что мы здесь по воле короля? И наш Долг — следовать его слову?
— Кто ты, дух, пленивший тело человека? — спросил Герб.
— Я — друг вам, — сказал дух горлом Вграда. — Поверьте, я желаю добра вам. И я не дух по природе своей. Я обладаю плотью. Но в данный момент мне было удобнее явиться к вам в бесплотном облике. Если хотите… называйте мне духом…
— Он довольно осмотрителен, — проговорил Герб, обращаясь к Каю. — Он не стал являться сюда во плоти. Опасался, что мы примем решение уничтожить его? Или не опасался, а — знал?
— Или боялся кого-то еще, не нас, — ответил Кай.
Из распяленного рта Вграда вырвалось свистящее шипение.
— Я не ошибся, избрав вас, — просипел трясущимся горлом стражник. — Да… вы единственные из смертных, кому под силу свершить это…
— Свершить — что? — спросил Кай.
— Свершить справедливость, — ответил Вград.
— Что ты имеешь в виду, произнося это слово?
— Вы приговорены несправедливо. Эльф по имени Лилатирий, Глядящий Сквозь Время виновен в том, что вы обречены на смерть. Он и только он.
— Это не так, — сказал Герб. — Король подтвердил приговор. И сделал это в трезвом уме. Это был его выбор.
— Глядящий Сквозь Время убедил его казнить вас. И вы были свидетелем этому. Именно он! Разве король, брат ваш, желал вашей смерти?
— Действия Высокого Народа, заключившего союз с его величеством, — произнес старик-болотник, — неверны. Мы обязаны были разъяснить это королю, и мы выполнили свои обязательства. Если король, выслушав нас, решил-таки предать нас смерти, значит, так тому и быть. Наш Долг — до конца следовать воле короля.
— Король подтвердил приговор, потому что этого хотел Лилатирий. Глядящий Сквозь Время просто пожелал вашей смерти — поэтому вы здесь. И поэтому вы умрете на рассвете. Ваша смерть нужна Лилатирию, чтобы удовлетворить собственные амбиции. И еще — он боится вас. Он чувствует, что вы опасны для него. Ведь согласитесь: будете ли вы мертвы или останетесь жить, никак не может повлиять на судьбу королевства. Лилатирий попросту использовал обстоятельства, чтобы погубить вас. Он — ваш убийца.
— Нам нет никакого дела до эльфа, — сказал Кай. — И до всего Высокого Народа. У них свой путь, и он не должен пересекаться с путем, по которому идет человечество.
Горло Глазастого Вграда всклокотало. Слюна брызнула из его рта.
— Вы не попытаетесь спастись от неминуемой смерти? — взвизгнул он. — Почему? Что может быть — в этом мире и во всех других мирах — превыше жизни?
— Превыше жизни — Долг, — просто ответил Герб.
— Долг… — булькающе прохрипел Вград. — Но разве ваш Долг не велит вам защищать людей от Тварей?
— Именно так, — подтвердил Кай.
— И вы настолько слепы, что не видите в эльфе Лилатирии — Тварь? — Дух, управляющий телом Вграда, очевидно, попытался передать в своей речи насмешку, но голосовые связки Глазастого отобразили только скрежещущий хрип.
— Тварь — нелюдь, причиняющий людям зло, — ответил Герб. — Высокий Народ несет людям — благо. Но делает это не по велению Долга, а преследуя свои цели. Получается, что благо, приносимое людям Высоким Народом, не есть конечный результат деятельности эльфов. И, вполне возможно, со временем это благо превратится во вред. Эльфы не враги людям. Но союз с Высоким Народом — не нужен человеку. Именно об этом мы предупредили короля.
Вград отрывисто засвистел хриплым вибрирующим свистом. Должно быть, это означало смех:
— О, как мало вы знаете о Высоком Народе, если говорите такое! Не враги! Я считал вас умнее… Союз с Высоким Народом не просто не нужен людям. Союз с Высоким Народом — губителен для людей!
