Полубой побагровел, сконфуженно посматривая иа гостей, однако гости, не в пример ему, уже расслабленные «Династией», глядели сурово, давая понять, что согласны с каждым словом вице- адмирала.
– Боря, налей-ка мне водки, – Белевич наполнил рюмку и передал Подороге. – Я хочу выпить за надежду! За надежду, которая живет в сердце каждого из собравшихся за этим столом: фатальная ошибка будет в скором времени исправлена и справедливость восторжествует! Ура майору Полубою!
– Ура! – еще не в полный голос подхватили присутствующие.
Подорога притянул к себе Касьяна, троекратно облобызал и, толкнув к месту во главе стола, стремительно опустился на стул рядом с Арбачаковым.
Полубой потоптался возле стула, поискал взглядом Бергера – тот что-то втолковывал Мефодию и решительно направился к нему.
– Константин! Ты мне лучше сразу скажи, кого еще ждать?
– Рискну тебя огорчить: министра обороны не будет, – ухмыльнулся Бергер, – ты иди гостей встречай. – Он подхватил Касьяна под руку и повел к дверям, которые пропустили целую группу высших офицеров флота.
Пожимая руки и выслушивая приветствия, Полубой подумал, что он никогда даже издалека не видел столько адмиралов сразу. Возможно, это походило на прием у государя, но на таких приемах Касьяну бывать не довелось.
Ошалевший от наплыва высоких гостей, Мефодий метался, подгоняя половых, разносящих горячее.
Бергер сиял.
– Ты понял? – шепотом спросил он.
– Что? – так же шепотом ответил Полубой.
– Вот что значит флотская солидарность! Они выражают свое отношение к твоей отставке. Фронда в чистом виде, Касьян. Все – верные слуги царю и Отечеству, но, как дворяне, они обязаны показать, что в этом деле кое-кто наверху поступил некрасиво.
– Эх, Костя, мне от этого не легче. А все эти разговоры о том, что фатальную ошибку следует исправить и так далее, не более чем разговоры.
– Ну-ну, не вешай нос, морпех! Офицер выходит в отставку лишь когда сам этого хочет, – несколько загадочно сказал Бергер. – Ну теперь вроде все. Пойдем за стол.
Тосты во здравие Полубоя шли один за другим. Некоторые были полны туманных намеков, что-де флот не позволит и молчать не станет, в других упоминались, без имен однако, члены царствующей фамилии, взявшие на себя слишком много. Княгиню Нащокину поминали почти все и отнюдь не добрым словом. Обходили молчанием лишь графа Кайсарова – теперь произносить это имя во флоте считалось дурным тоном. Ему простили бы многое, но то, что он поднял оружие против русского флота, что использовал то, чему его учили, против своих товарищей и соратников, простить не могли.
Тем временем шум за столом нарастал, разговоры звучали все громче, и, как водится в мужских компаниях повод, по которому все собрались, стал постепенно забываться. Полубой, в начале вечера не знавший, как себя вести, постепенно расслабился и поддерживал любой тост, выпивая вместе со всеми.
Шум на половине зала, занятой офицерами флота, нарастал, и постепенно, посетители ресторана стали расходиться, опасливо косясь на подвыпившую компанию. Теперь уже каждый тост сопровождался громогласным троекратным «Ура».
Вице-адмирал Подорога, сопровождая каждое слово ударом маленького крепкого кулачка по столу, доказывал сидящему от него слева капитану Сурмину, командиру роты глубинной разведки морской пехоты, что хотя на прошедших скачках фаворитом и считался Чудесный Сон, его следовало еще при рождении определить в водовозы. Капитан, не выпуская изо рта папиросу, показывал ладонями, что если бы круг на ипподроме был чуть длиннее, то Чудесный Сон взял бы приз, даже если бы на нем было два наездника, а то и три.
Андрей Старгородский, резкими выпадами вилки терзая жареного поросенка, стоящего перед ним на блюде, показывал бледному от выпитого конгр-адмиралу Понгоовскому, что в абордажной свалке без даги никак не обойтись. Понизовский, сам начинавший службу четверть века назад в абордажной команде, спорил, что вполне обойдется одной саблей, хоть с топором против него будут, хоть с секирой.
Бергер, как всегда трезвый, внимательно слушал рассказ командира тяжелого крейсера «Синоп» Волчанинова, как тот в прошлом году выловил на поплавочную удочку белугу в восемьсот килограммов весом. Бергер вежливо сомневался, Волчанинов горячился. По его словам выходило, что каждый глаз упомянутой белуги был размером с обеденную тарелку. «Вот с такую вот тарелку, Константин Карлович, уж можете мне поверить!»
Полубой поманил маявшегося неподалеку Мефодия, указав ему, что хорошо бы обновить количество спиртного на столах. «Купец» подобострастно кивнул.
– Не извольте беспокоиться, Матвей Касьянович. Все сделаем. А скажите, господа адмиралы, когда выпьют, не того… знаете, ущерб заведению…
– Ты что, Мефодий! Не бандюги какие гуляют – высшие офицеры флота. Дворяне!
– Оно так, оно так, – промямлил Мефодий, с опаской косясь на Старгородского, который демонстрировал приемы защиты от двух противников, используя два столовых ножа.
– Ступай, я за все отвечаю, – успокоил Мефодия Полубой, однако подумал, что адмиралы и каперанги тоже когда-то были лейтенантами и капитанами и в сущности так и остались молодыми в душе, несмотря на размеры звезд на золотых погонах. Следовательно, ожидать можно было всего.
– …это когда вы в зале фехтуете, тогда батманы и пируэты хороши, Казимир Янович. Вот: простейший отбив и атака из терции, как вы говорите…
– …на колбасу этого одра, капитан. Причем вместе с жокеем!
– …выход из плоскости эклиптики был обусловлен маневром противника…
– … что такое, думаю, неужели опять зацеп? И начинаю потихоньку подматывать леску…
Полубой увидел, как Бергер, извиняюще улыбаясь, оставил собеседника и поднялся из-за стола. Проследив за его взглядом, Касьян увидел капитана первого ранга, вошедшего в зал и направившегося прямо к нему. На вид ему было не более тридцати лет. Лицо капитана показалось Полубою знакомым. Он встал, сделал несколько шагов навстречу и вдруг понял, что разговоры за столом прекратились и все смотрят на вошедшего.
– Капитан первого ранга Войцеховский.
Теперь Касьян понял, почему он не сразу узнал капитана первого ранга – двоюродный брат императора редко появлялся на публике и уж точно никогда не встречался с Полубоем лицом к лицу.
В наступившей тишине стало слышно, как Мефодий на кухне выговаривает поварам за передержанную в духовке куропатку.
– Здравствуйте, господин Александр Дмитриевич, – Полубой ответил на рукопожатие, – прошу вас, присоединяйтесь.
– Прошу простить, я всего на пару минут. Позвольте выразить сожаление вашей отставкой, господин Полубой. Вы, как опытный офицер, должны понимать, что иногда позволительно совершить тактическое отступление, чтобы выиграть в стратегическом плане. Могу добавить, что вас по-прежнему помнят и ценят как одного из лучших офицеров флота.
– Благодарю, господин капитан первого ранга.
– Позвольте выпить за ваше здоровье, – Войцеховский обернулся к столу. – Будьте добры, Борис Соломонович.
Белевич с непроницаемым лицом передал ему рюмку водки.
– Господа, здоровье майора Полубоя! – Войцеховский чокнулся с Касьяном, залпом выпил водку и с маху разбил рюмку о мозаичный паркет.
Звон бьющегося хрусталя слился в один звук, когда присутствующие разом хватили рюмки об пол.
– Господа, прошу простить – дела, – Войцеховский коротко поклонился и, хрустя осколками,
