дурную весть?
В холле Ричард завидел группу людей в черных рясах. Они расселись за столом рядом с Филиппом и уже опорожняли одну за другой пивные кружки.
Филипп встретил брата лучезарной улыбкой и выступил от имени всех прибывших:
— Не уверен, что обрадуешься нашему визиту, но все же мы здесь.
— Всегда рад гостям, — отозвался Ричард без всякого выражения.
Филипп вертелся, словно его насадили на раскаленный вертел. Слова, которые вылетали из его уст, казалось, были вложены туда кем-то посторонним.
— Я сопровождаю этих святых отцов до обители Веспайна. Конечно, мы могли бы остановиться где- нибудь по дороге, но разве я мог проехать мимо и не навестить брата? Очень бы хотелось поговорить с тобой искренне, как на, духу. Глаза Филиппа как-то воровато бегали, уклоняясь от взгляда Ричарда. Тот сказал:
— Я не горю особенным желанием, но раз ты, брат, так этого хочешь…
Ричард провел юношу в свой аскетично обставленный кабинет. Может быть, появилась возможность положить конец их долгой размолвке, вражде между мальчиком и мужчиной одной крови?
— Выпьешь со мной, Филипп? — Ричард наполнил два кубка.
— Лучше выпить после того, как мы объяснимся начистоту, — ответил Филипп. Он помолчал, а потом продолжил, набрав полные легкие воздуха, словно ныряя в ледяной поток: — Я приехал низко поклониться тебе и просить прощения. Ты имел право наказать меня. Я поступил как последний дурак, и хуже того, как негодяй.
Даже напрягая воображение, Ричард не мог представить себе подобную сцену — его заносчивый сводный брат униженно кается перед ним. В памяти всплыли слова отца. Возможно, и Ричард сам частично виноват в неприязни, которая портила жизнь им обоим. Может, надо не пожалеть усилий и наставить юнца на правильный путь?
— Я повел себя как трус… не сдержал людей де Визи в ту ночь, — признался Филипп. — Я испугался, что они мне не только не подчинятся, но и поднимут на смех. Ведь я пил с ними наравне и уже был пьян. Конечно, я должен был поступить по-другому, даже если б это грозило мне опасностью, а я проявил подлую слабость.
Он подошел к окну и мрачно уставился в него, предоставив брату созерцать его спину.
— Я знаю, ты стыдишься меня. Ты считаешь меня испорченным, избалованным ребенком. Клянусь, я скоро докажу тебе обратное.
— Мне тяжело и за тебя, и за себя, — сказал Ричард. — Ты получил свою порцию плетей, потом мое прощение и отправился восвояси, мне же жить здесь дальше и уверять подданных нашего короля, что англичане не звери, а, наоборот, принесли в их край мир и покой. Однако, как мне ни горько, но я доволен, что ты вынес положенное тебе наказание с достоинством. Поверь, за это тоже можно вручить рыцарские шпоры.
После нежданной похвалы брата щеки Филиппа покраснели.
— Но ты всегда говорил, что я заноза в твоем теле. И отец меня постоянно злил, вечно ставя тебя в пример. Он говорил, что с тобой я все равно никогда не сравнюсь.
— Ты моложе, а следовательно, успеешь догнать. Когда я постарею и ослабнут моя рука и ум, я охотно уступлю тебе место. Зачем же сейчас нам быть врагами? И учти, я тоже наделал много ошибок. В юности я тебе очень завидовал. У тебя были мать и дом, а меня отослали к чужим людям. Но все эти прошлые обиды и зависть — смехотворны. Я в жизни кое-чего добился, и ты вырос и даже заслужил рыцарские шпоры, так чего же нам делить?
Филипп нервно покусал губы.
— Отец во всем виноват. Он так восхвалял тебя, что возбудил во мне ненависть. Во всех кошмарных снах я сбрасывал тебя с коня и приставлял копье к горлу.
— Но, кажется, я сейчас сделал все, что мог, чтобы избавить тебя от этих кошмаров, — миролюбиво произнес Ричард. — Как мне еще помочь тебе? Чем тебя обрадовать? Может, мне стоит вернуться жить в наш родной дом, быть возле тебя?
— Нет! — вскричал Филипп. — Там ты долго не проживешь.
— Я не жалуюсь на здоровье.
— Там ядовитые испарения.
— Вот уж чего не знал, того не знал. Я думал, что вырос в здоровой местности.
— Заболеть в этих краях не так уж сложно, — уклончиво произнес Филипп. — Дома ты долго не проживешь.
Для Ричарда многое стало понятно.
— Что ж, спасибо, что ты по-братски предупредил меня. Значит, земля в родовом гнезде будет гореть у меня под ногами… Прискорбно узнать, что у меня нет постоянного пристанища. Ведь замок Гуинлин находится лишь под временным моим управлением, пока этого хочет король Эдуард. А все мы подвержены причудам. Возможно, что мне придется расстаться с этой почетной должностью.
— Возможно, — подтвердил Филипп со странной холодностью.
— Конечно, мне бы хотелось, чтобы преемник мой был достоин доверия и знал, что к чему, хотя бы по той причине, что испытал на себе, каковы уэльские плетки.
Ричард с усмешкой поднял кубок с вином.
— Иной раз одно умное слово может затушить пожар взаимной вражды. Ты понял, что я хотел сказать? Подумай о своем будущем. Делить нам нечего, и нет причин для ссоры. Ты всегда будешь желанным гостем в Гуинлине. А может, ты и сейчас останешься на ужин?
Филипп отрицательно мотнул головой, так и не обернувшись к брату. Его занимало то, что происходило в крепостном дворе.
— Нет-нет, извини, Ричард, уже поздно. Я бы хотел закончить разговор и уехать.
— Что ж, жаль, но я не буду тебя удерживать. Филипп заговорил торопливо:
— Иногда мужчине надо сделать выбор — тот, который его страшит. И, может быть, он делает не лучший выбор, но сердце подсказывает иное и совесть тоже. Я хочу тебя предостеречь. Родитель наш тяжко болен и проживет недолго. После его кончины моя мать постарается лишить тебя прав старшего сына и передать все наследство мне. Поверь, это не моя мысль.
— Здесь нет для меня ничего неожиданного, — мрачно заметил Ричард.
— Я же прошу, если ты победишь в тяжбе, не выгоняй ее с позором из дома, как бы ты ни был зол на нее и на меня, — умоляюще произнес Филипп.
— Она будет жить там, где пожелает, — заявил Ричард в ответ. — Я не мщу женщинам, а вот ты, Филипп, запомни на всякий случай, что мне может понадобиться достойный преемник в управлении Гуинлином.
Озорной ветер ворвался в окно и пошевелил листы тонкого пергамента, разложенные на столе. Элен старательно, до боли в натруженных пальцах, переносила с черновика на пергамент последние строки свода уэльских законов, которые Ричард отдал ей в переписку.
По окончании этот труд будет отослан королю Эдуарду вместе с подробными объяснениями системы правил и древних обычаев, применяемых в Гуинлине. Не соглашаясь со многими предложениями и доводами Ричарда, Элен все же вынуждена была признать, что новый кодекс достаточно справедлив. И если король его одобрит, он будет распространен на все вновь образованные на территории Уэльса графства.
Невнятный ропот голосов, сопровождаемый шумом какой-то потасовки, донесся из-за дверей. Отложив пергаменты в сторону и придавив их от ветра массивным каменным пресс-папье, Элен приподнялась из-за стола. Послышался глухой удар и сразу же затем сдавленный крик. Дверь распахнулась настежь, и трое священнослужителей, пошатываясь под тяжестью ноши, втащили в комнату тело охранника.
В изумлении Элен устремилась им навстречу.
— Что случилось? Он болен?
Сытое, добродушное личико отца Эдмунда в этот момент выражало крайнюю озабоченность.
— Болен? Нет, дитя, он не болен.
Элен опустилась на колени возле неподвижно распростертого тела и увидела большую шишку на лбу охранника. Она перевела взгляд на посох, который держал в руке один из служителей божьих, заметила
