— У меня была возможность убедиться, что вы еще та штучка. Женщина без чувств. Робот. Вам нужен был юрист — и вы использовали юриста. Вы играли в любовь, пока он был вам необходим. А потом сделали ручкой!
— Да какое вы имеете право…
— Имею! Речь идет о моей единственной дочери. Как вы все рассчитали! Запустили передачу и скрылись. В глухомани. Пусть там продюсер с его Игорем отомрут естественной смертью. А если не отомрут?
Начнут искать? Вы подумали о девочке? Какое вы имели право подвергать ребенка такому риску? Совать ее в эту клоаку — телевидение?! Как можно быть такой жестокой? Он вскочил и заходил между липами, безжалостно вытаптывая желтые листья одуванчиков. Маша была потрясена. Голова горела. Ей хотелось кричать, но язык во рту не повиновался ей — стал большим и тяжелым. Зверев уже не мог остановиться:
— Вы монстр! Достаточно того факта, что девочка убежала в неизвестном направлении, зная, что вы оформляете опекунство. Но надо отдать вам должное: вы добились успеха — она настолько выдрессирована, что понимает вас без слов. Сегодня утром я наблюдал ваше немое общение. Достаточно вашего взгляда, чтобы…
— Замолчите!
Все одуванчики желтой стаей полетели Звереву в лицо.
Несколько штук повисли на очках, остальные проехались по белой майке, оставив несмываемые следы.
Эта выходка его немного отрезвила. Зверев снял очки, стряхнул с них макароны стебельков и исподлобья уставился на Машу.
— А теперь слушайте меня, папаша, — тихо заговорила она. — Где, интересно знать, вы были, такой заботливый и умный, когда девочка росла полуголодная с вечно пьяной матерью? В каких краях вы наслаждались жизнью, когда ваша дочь ходила в обносках и ночевала у соседей, когда она так нуждалась в вашей защите и заботе?!
Зверев скрипнул зубами. Маша видела, как на шее у него пульсирует вена. Она не дала ему возразить:
— У меня тоже очень много сведений о вашей особе. Ваша бывшая жена, Наташа, утверждала, что вас нет в живых. Но недоверчивые соседи не все брали на веру, как вы изволили выразиться, «собирали сведения». Ходили слухи, что Алькин отец — жестокий одержимый маньяк. И что Наташа сбежала, спасаясь от его побоев!
Зверев открыл было рот, но Маша не дала ему сказать.
— Я вас долго слушала! Всю вашу чушь! Так помолчите теперь! Была и версия, что Алькин отец — уголовник со стажем, причем безработный. Иначе чем объяснить его стойкое нежелание видеть дочь? Его отказ в помощи? Никто никогда не видел, чтобы Наташа получала алименты. Или посылку. Или бандероль. Все тепло, что получил этот ребенок, шло от чужих людей. От соседей.
Шейла бросила свою охоту за бабочками и с недоумением наблюдала за людьми. Она наклоняла голову то к женщине, то к мужчине, добросовестно пытаясь понять, о чем же можно так долго и так горячо спорить.
— Все эти годы я искал свою дочь, — негромко произнес Зверев, доставая сигареты.
— Вот уж позвольте усомниться! — выпалила Маша. — Она не за океаном росла. Вон вы как быстро примчались, узнав, что она вундеркинд. Даже до слежки унизились! Почему же, когда они от вас уехали, вы не перерыли земной шар, чтобы найти своего ребенка?
— Послушай, ты… — Вид у Зверева был угрожающий. Желваки гуляли по скулам. Но Машу было не остановить. Она завелась:
— И не тыкайте мне! Вы бросили мне в лицо такие обвинения, что я чувствую на себе их вонючую грязь! Так что проглотите и то, что я вам скажу. Не подавитесь. Вы, мужчина, не гнушаетесь собирать сплетни о незнакомой женщине! Это гадко! Вы могли бы спросить обо мне вашу дочь, вот кто не соврет! Это я, а не вы, учила ее читать, я, а не вы, баюкала ее по ночам, я, а не вы, искала ее, когда… когда…
Маша поняла, что сейчас разревется. Слезы, не спросясь, подползли к глазам и готовы были брызнуть на разгоряченное лицо. Она резко повернулась и пошла прочь.
Шейла, поскуливая, припустилась следом за хозяйкой.
Зверев остался под липами один, среди брошенных помятых цветов.
Глава 15
Только бы не натолкнуться в саду на детей! Подойдя к забору, Маша остановилась. Наклонилась, вытерла подолом сарафана слезы и толкнула калитку. Шейла, виновато пригнув голову, протрусила в сад впереди хозяйки. Голоса детей раздавались где-то наверху, у самого дома. Маша добежала до бани, никем не замеченная, забралась по лестнице в мансарду и первым делом вытащила из-под кровати свою дорожную сумку. Зло шмыгая носом, стала стаскивать с плечиков платья, блузки, сарафаны. Выгребла из шкафа белье, собрала обувь. Побросала вещи горой на кровать. Черта с два она теперь здесь останется. Это надо же такое придумать! Обвинить ее, Машу, в том, что она использует Альку в корыстных целях! До такого мог додуматься только закоренелый преступник. Бандит! Уголовник со стажем. Бедная Алька! Ну и папаша…
Маша нашла листок бумаги и карандаш. Нужно написать Альке записку. Она уедет не прощаясь. Прощания она просто не выдержит.
Маша торопливо писала, перечитывала, комкала бумагу, искала новую. Наконец сломался карандаш, и она сунула всю писанину в карман сарафана. Лучше она потом напишет ей письмо. Маша покидала веши в сумку, утрамбовала как смогла — «молния» не закрывалась. В раздражении вывалила все из сумки на кровать и начала укладывать снова.
— Помочь? — Его голос прозвучал за спиной как выстрел.
Маша вздрогнула всем телом, затем с силой швырнула сумку на пол.
— Справлюсь! А вас, кажется, сюда не приглашали. Это пока мое жилье. Вот когда я отсюда уеду…
— Вы не уедете.
Маша обернулась. Зверев вошел и закрыл за собой дверь.
— Это почему же? Хотела бы я знать, кто мне помешает?
— Я.
У Маши сузились глаза. Она ненавидела его в эту минуту так яростно, что готова была запустить в него чем-нибудь тяжелым.
В поле зрения попался только утюг.
— Что вам от меня нужно?! Вы что, собираетесь держать меня здесь под домашним арестом? Как в детективе — до прихода полиции?
— Возможно. Послушайте, Маша… своим поведением вы только подтверждаете мои предположения. Ведь вы бежите! Вы струсили! Авантюра не удалась, значит, пора сматывать удочки. Некрасиво…
— Ну нет… — Маша еще раз огляделась. — Еще одно замечание, и в вас полетит утюг! Вы меня достали! Вероятно, вы сами большой негодяй, раз считаете всех вокруг авантюристами и мошенниками.
— Как бы то ни было — вы отсюда не уедете.
— Уеду.
Зверев усмехнулся. Подошел к кровати дочери, повертел тигренка в руках.
— Судя по вашим словам, вы души не чаете в моей дочери. Так почему же вы так легко бросаете ее? Потому что какой-то злой чужой дядька назвал вас авантюристкой? Быстро же кончились ваши нежные чувства к ребенку. Нечего сказать.
Маша перестала собираться и развернулась к Звереву всем корпусом. У нее перехватило дыхание. Она не знала, что сказать!
— Сейчас вы — законный опекун девочки, — продолжал Денис, рассматривая рисунки своей дочери, — вы отвечаете за нее, пока я не оформлю все документы, не улажу формальности. И оставить ее сейчас вы не имеете никакого права.
Он посадил тигренка на подоконник и посмотрел в окно. Маша сверлила взглядом ненавистную спину своего врага.
