застыла смертная мука. В следующий миг Кэссиди почувствовала, как пальцы его задрожали, и вот тогда ее осенило.
– Вы не убивали свою жену, – уверенно провозгласила Кэссиди. И тут же, от сознания сказанного, сердце ее преисполнилось такой радостью, что захотелось петь и плясать. – И меня вы тоже убивать не станете.
Тьернан отдернул руки, точно обжегся, и отступил на шаг.
– Перестаньте, Кэссиди! – свирепо прорычал он. – Не советую дразнить меня.
– Нет, вы ее не убивали! – пылко воскликнула она. – И я просто теряюсь в догадках, зачем вам понадобилось строить из себя убийцу. Почему вы не попытались найти настоящего преступника? Разве что знаете, кто это сделал, и сознательно его выгораживаете. Или – ее.
– Перестаньте, – снова произнес Тьернан. – Меня совершенно не интересуют ваши романтические бредни. Вы ведь ровным счетом ничего не знаете!
– Я знаю, что вы никогда никого не убивали и не собираетесь начинать сейчас. Вы невиновны, Ричард. Это я знаю, как то, что дважды два – четыре.
Но Тьернан не собирался складывать оружие.
– Не вмешивайтесь не в свое дело. Вы и так уже завязли по самые уши…
– Я завязла, потому что вы меня втянули, – сказала Кэссиди. – Вам ведь что-то от меня нужно, но я никак не могу понять, что именно. Может быть, доверие? Но я верю вам! Верю в вашу невиновность! Я и без того знаю, что вы никого не убивали! Любовь? Возможно, и это вы от меня получите. Но вам ведь вовсе не это нужно, не правда ли?
Тьернан отошел и повернулся лицом к огромному трехстворчатому окну. Солнце давно село, и в гостиной, освещаемой только настольной лампой, которая отбрасывала на стену причудливую тень, царил полумрак.
– Ошибаетесь, – глухо промолвил он, не поворачиваясь к ней.
– Я и сама понимаю, что ошибаюсь, – сказала Кэссиди, приближаясь к нему, не в силах сопротивляться могучему зову своей любви, словно магнитом притягиваемая к нему, к своей судьбе. Она подошла почти вплотную к нему, чувствуя не только жар его тела, но даже напряжение, мгновенно охватившее его. – Но вот только в чем именно?
Тьернан обернулся и посмотрел на нее; Кэссиди больше не видела в его глазах смерти. Теперь в них светилась жизнь. Ослепляющая. Пугающая. Венценосная.
– Мне нужна ваша любовь.
Кэссиди судорожно сглотнула.
– А что дадите взамен вы? – пробормотала она.
Тьернан улыбнулся уголком рта.
– Самого себя. Пока смерть нас не разлучит.
– И вы готовы оспаривать решение суда?
– Нет. – Ответ прозвучал как удар хлыста. Резко и бесповоротно.
– Вы убили свою жену?
– Мне казалось, вы уже уверовали в мою невиновность, – напомнил Тьернан, усмехаясь.
– Да, – кивнула Кэссиди. – Но я хочу услышать это из ваших уст. Вы взяли нож и ударили ее прямо в сердце?
– Нет, – последовал ответ.
И Кэссиди поверила.
– Теперь спрашиваю вас в последний раз. Что вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы вы любили меня сильнее, чем кого-либо другого. Хочу, чтобы ради меня вы были готовы пожертвовать всем, что имеете. И еще я хочу, чтобы вы позволили мне умереть.
Кэссиди уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Только и всего?
– Да, но навечно. И еще мне нужна ваша душа.
– А каким образом я смогу всем ради вас пожертвовать?
– Взяв на себя заботу о моих детях.
Кэссиди едва не показалось, что она ослышалась. Помолчав немного, она промолвила:
– Понимаю, значит, разгадка тайны – в ваших детях. А как же тогда Салли?
– Салли тяжело больна. Возможно – неизлечимо. У нее отказывают почки. Ей необходимо срочное лечение, а здесь это невозможно. Как и я, она живет здесь на птичьих правах и под вымышленным именем. У нее нет ни медицинской карты, ни страховки. Бумаги, которыми обеспечил ее и моих детей Марк, отменного качества, но для медицинской бюрократической машины их недостаточно. Гемодиализ – слишком дорогостоящая процедура, и ее личное дело будут изучать под лупой, а мы не можем этого себе позволить. Ей придется вернуться в Штаты. А детей оставлять здесь без присмотра нельзя.
– И вы готовы доверить это мне?
– Да.
– Я выдержала экзамен, да? Вот, значит, для чего вы меня все время подвергали испытаниям. Хотели убедиться, хватит ли у меня воли и сил. А вдруг я бы не подошла?
– Тогда мне пришлось бы поискать другую.
Кэссиди не шелохнулась, но смысл сказанных им слов резанул ее по сердцу холодным стальным клинком.
– Но почему я? – выдавила она. – Вы выбирали наугад? А другие претендентки у вас были?
Тьернан пропустил ее выпад мимо ушей.
– Я видел вашу фотографию.
– Где?
– У Шона на столе.
– Не говорите глупости, я никогда ее там не видела.
– Он спрятал ее перед самым вашим приездом. Но она там стояла постоянно, я ее сразу заметил. Одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы понять: вы – именно та женщина, которая мне нужна.
– А если я откажусь?
– Вы не откажетесь.
– Почему?
– Потому что любите меня. И детей вы любите, даже Шон это признает. Вы сделаете это ради меня. И ради них.
– Как же вы во мне уверены. А вдруг мне надоест с ними возиться? Надоест жить, погрязши во лжи. Вдруг я решу, что вы слишком много на себя берете, и решу все переиначить по-своему?
– Тогда мне придется вас убить.
И Кэссиди снова поверила. Окончательно и полностью.
– Вы фанатик, – сказала она.
Тьернан улыбнулся, но это послужило ей слабым утешением.
– Знаю, – сказал он. – Так вы согласны? Вы сумеете позаботиться о моих детях, научиться их любить? Сумеете стать им матерью? Позволите мне спокойно умереть? Выполните все, что я от вас прошу? Пожертвуете всем, что у вас есть? Дадите клятву, которую никогда не нарушите?
Кэссиди смотрела на него во все глаза. На душе у нее скребли кошки.
– Сколько у меня есть времени на размышление?
– Тридцать секунд.
В голове у нее все смешалось, мысли разбегались в стороны, как спугнутые зайчата.
– Да, – сказала она. И тут же, не давая себе возможности передумать, подняла руку и робко прикоснулась к его лицу. – Я все ради вас сделаю. Я вас люблю.
Кэссиди даже сама не поняла, как это случилось, слова сами сорвались с ее губ. Как откровение или даже благословение. Услышав себя, Кэссиди в первый миг изумилась, но затем успокоилась и вздохнула с облегчением. Наконец-то! Нет, она и сама толком не ведала, сколько времени уже любила его, но и думать об этом ей не хотелось. Да и какой в этом смысл? Одно Кэссиди знала наверняка: покой она потеряла с той самой минуты, когда, зайдя в кухню, впервые увидела бездонные черные глаза Ричарда. Да, она любила его
