равно его любим. Правда, Кэсс?
– Ну конечно, милая, – улыбнулась Кэссиди. – Как, кстати, и он нас, хотя и в меру своих возможностей.
Франческа снова вздохнула.
– До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, – с чувством промолвила она. – Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый преследовать врагов до последнего вздоха.
– А вот мне вовсе не кажется, что он такой великолепный. И зачем тебе надо, чтобы кому-то понадобилось за тебя мстить? – сухо промолвила Кэссиди. – Разве тебе хочется оказаться изувеченной или – не дай бог! – убитой? – Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.
– Да я толком и не знаю, – призналась девочка. – Мне всего тринадцать, и голова забита романтическими бреднями. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина – ирландской.
– Американской, – снова поправила Кэссиди.
– В том смысле, что мне вовсе не улыбается перспектива оказаться в больнице с переломанными костями или тем более сыграть в ящик. А вот мысль о некотором… хм, сексуальном насилии приятно будоражит кровь, – призналась Франческа с неподражаемым простодушием.
– Боюсь, что, привыкнув к самостоятельности и независимости, ты найдешь генеральскую любовь довольно навязчивой, – заметила Кэссиди.
– Увы, вполне возможно, – вздохнула Франческа. – Эх, как мне хочется, когда я вырасту, стать похожей на тебя, а не на мою мамашу!
– Мы с твоей мамой совершаем одинаково дурацкие ошибки, – призналась Кэссиди.
– Не совсем. Мамочка выбирает мужчин, которые без конца ей льстят и всячески тешат ее самолюбие; с ними она чувствует себя моложе и красивее. Но на риск она никогда не пойдет, даже ради меня.
Кэссиди натянуто улыбнулась.
– Тогда как я стараюсь избегать мужчин, а не выбирать их, да?
– Нет, ты просто не умеешь выбирать правильно. – Франческа лукаво заулыбалась. – Господи, до чего же мне не терпится познакомиться с Ричардом Тьернаном! Я просто сгораю от нетерпения.
В это мгновение в дверь их комнаты забарабанили так громко и нетерпеливо, что сердце Кэссиди тревожно екнуло, предчувствуя беду. Франческа уже шагнула, чтобы открыть, но не успела – дверь распахнулась, и они увидели Мабри. Лицо ее было белым как полотно, по щекам катились слезы.
– С вашим отцом совсем плохо, – давясь от слез, промолвила она. – Вызвали «Скорую», но, боюсь… уже поздно.
Сидя в самолете, Ричард закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. Все кончено, он сжег за собой все мосты. В последние дни перед разлукой он беззаботно играл с детьми. Они даже не заподозрили, что сердце его разрывается от горя.
Дети спрашивали про Кэсси, и ему пришлось обмануть их. А куда деваться? Детям было с ней хорошо, и она могла бы их спасти, но, увы, сбежала. Не выдержала последнего испытания.
Не мог Ричард, да и не должен был винить ее за это, но горькое разочарование не покидало его. В его жизни не оставалось места для сострадания и прощения. Ради детей он готов был пойти на любые жертвы, а Кэссиди в конце концов предала его.
Он попытался представить, что его ждет в Штатах. Обратилась ли Кэсси в полицию? И не встретят ли его вооруженные до зубов полицейские?
Однако почему-то Ричард в это не верил. Как не верил он и в то, что Кэссиди расскажет Шону то, что сама считает правдой. Конечно, она сейчас у Шона. Больше ей не к кому податься. Кэссиди загнана, растерянна, запугана до предела. И все-таки не настолько, чтобы выдать его.
Но как неосторожно он поступил с ней! Затаившись в своей темной пещере, Ричард настолько привык считать себя неуязвимым, что даже сам не заметил, как Кэссиди начала потихоньку подтачивать его броню.
Да, этой женщине удалось найти слабое место в его обороне, нарушить его затворничество, заполнить пустоту в его сердце. Но ничего, когда они встретятся вновь, если им суждено встретиться, он уже снова будет во всеоружии.
Черт бы побрал Кэссиди Роурки! Черт бы побрал его самого! И черт бы побрал всех остальных, алчных, глупых, мелких и подлых, которые исковеркали его жизнь! И все же каким-то непостижимым образом ему удалось хоть ненадолго выбраться из этой сечи и спасти своих детей…
Вот что в конечном итоге самое главное, а на все остальное можно и наплевать. Он сумеет найти другую женщину, которой доверит судьбу детей и которую для этого не придется соблазнять и подчинять своей воле. Он положит ей щедрое жалованье, убедится, что дети в безопасности, а потом одним махом покончит со всей этой дребеденью.
Возможно, прихватит с собой и Кэссиди Роурки.
Ричард и сам не подозревал, что зашел так далеко. Настолько погрузился в пучину подсознательного безумия, что способен помышлять об убийстве и самоубийстве.
Да, единственное, ради чего он еще продолжал жить, – это дети, хлопоты об их устройстве. А Кэссиди Роурки – так, случайный эпизод, мимолетное увлечение. Ничего, он быстро выкинет ее из головы. Пусть якшается с себе подобными. С Марком Беллингемом, например.
Может, потом, уже после казни, он будет являться ей в кошмарных снах. И тогда, с кем бы она ни жила, в постели их всегда будет трое. И никогда, даже лежа в объятиях другого мужчины, Кэссиди не сможет забыть его.
Что ж, он довольствуется и этим.
Глава 17
– От нас ничего не зависит. – Голос Мабри, бесцветный и безжизненный, звучал едва слышно. Можно было подумать, что это она при смерти.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Кэссиди.
– По словам доктора Раймана, состояние Шона сейчас стабилизировалось. Но врачам остается только наблюдать за развитием событий. Ближайшие сутки все решат. Сейчас Шон слишком слаб, придется повременить с анализами, но если он пойдет на поправку…
– А если нет? – Тогда он умрет, – сказала Мабри, глядя в пространство.
– О нет! – взвизгнула Франческа, и Кэссиди поспешно обняла сестренку и прижала к себе.
– Не плачь, родненькая, – утешала она, гладя девочку по растрепавшимся волосам. – Слезами горю не поможешь. Нам остается только уповать на бога и надеяться.
Франческа вдруг стала совсем маленькой, теперь ей уже никто не дал бы и тринадцати. Слезы ручьем текли по ее бледным щекам. Покачав головой, она пробормотала:
– Я ведь даже не подозревала, что Шон настолько болен. По телефону он сказал, что всего-навсего простудился.
– Шон соврет – недорого возьмет, – вздохнула Кэссиди. – Он не хотел, чтобы мы знали о его болезни.
– О, Кэсси, я не хочу, чтобы он умер! – взвыла Франческа. – Пожалуйста, сделай хоть что-нибудь!
От этого детского горя Кэссиди стало не по себе. Она ведь всегда считалась опорой для сестры и брата, как могла, защищала их от деспотизма родителей и превратностей судьбы. Будь в ее силах, она изменила бы весь мир, но в данном случае, как и во многих других, ничего поделать не могла.
– Я бессильна ему помочь, родненькая, – мягко промолвила она.
– Может, хотите на него посмотреть? – предложила Мабри. – Каждый час нам разрешено десятиминутное свидание. Франческа, если хочешь, можешь зайти к нему первая.
– Нет! – всхлипнула Франческа. – Если он умрет при мне, я никогда его не прощу!
– Бедняжка моя! – Голос генерала Скотта, неожиданно выросшего у них за спинами, звучал ласково и увещевающе. Кэссиди даже не подозревала, что он тоже приехал в больницу. – Давай я отвезу тебя домой. Детям здесь не место.
Франческа выскользнула из рук Кэссиди и, кинувшись к генералу, с громким плачем припала к его груди. Эмберсон Скотт поглаживал ее по голове, бормоча слова утешения.
– Да, для нее так будет лучше, – устало кивнула Мабри. – Отвезите ее в Ист-Хэмптон, генерал.
