Возможно, мы проведем здесь всю ночь, а мне будет спокойнее, если за малышкой кто-нибудь присмотрит.
– Я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, – торжественно пообещал генерал.
Кэссиди не шелохнулась, не произнесла ни слова. Ей вдруг стало нехорошо, голова закружилась, а под ложечкой противно засосало. Она покачнулась и едва не упала. Усталость, недосып, смена часовых поясов и нервное потрясение совсем лишили ее сил. Глядя на сестренку, обливавшуюся горючими слезами в объятиях генерала Скотта, она тщетно пыталась согнать с глаз пелену и встряхнуться.
Генерал пристально посмотрел на нее.
– Положитесь на меня, Кэссиди, – произнес он. – Я позабочусь о малышке. Передайте это Ричарду, если увидитесь с ним.
– А при чем тут Ричард? – только и нашла в себе силы спросить Кэссиди.
Генерал улыбнулся, но взгляд его обдал мертвенным холодом.
– Ричард относится к детям столь же бережно, как и я, хотя и по-своему.
Кэссиди почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, сердце замерло, но она смело посмотрела в глаза генералу, надеясь, что он не прочитает в них правду.
Но генерал Скотт подошел к ней вплотную. От него пахло мятой, шерстью и… безопасностью.
– Где они, Кэссиди? – прошептал он.
Да, он читал ее как открытую книгу. Кэссиди вдруг стало мучительно стыдно.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – пробормотала она.
– Где они?
Он знает! Стоя посреди больничного коридора, Кэссиди паническим взглядом проводила удаляющегося с ее младшей сестренкой генерала, одновременно пытаясь разобраться в своих чувствах. Итак, если раньше Скотт только подозревал, что внуки его живы, то теперь из-за нее окончательно уверился в этом.
А может, он всегда это подозревал? Но почему тогда не пытался их разыскать? Что за странную и зловещую игру, ставкой в которой были дети Дианы, вели эти двое мужчин? Почему и отец и дед этих двух невинных крошек рвали их друг у друга?
– Если хочешь, можешь пройти к нему первая, – предложила Мабри.
Кэссиди мотнула головой, отгоняя прочь посторонние мысли, и быстро взглянула на свою мачеху.
– А что, ты не хочешь его видеть?
– Пока нет, – вздохнула Мабри. – Меня уже пускали к нему на минутку, и он… – Мабри содрогнулась. – Он весь утыкан какими-то трубочками и проводками. И выглядит как неживой. Он даже не понял, что я пришла.
– И что ты собираешься делать?
– Я хочу вернуться в Нью-Йорк. Эсси и Эмберсон присмотрят за Франческой. Я же мечтаю об одном: вернуться в свою квартиру и спрятаться от всех.
Итак, Мабри хочет в Нью-Йорк. А ведь Кэссиди до сих пор не предупредила ее, что квартира пуста. Что Ричарда Тьернана там нет.
Впрочем, Мабри могла и не заметить его отсутствия.
– Мы поедем вместе, – успокаивающим тоном сказала Кэссиди, беря ее за руку. – А утром, как только встанем, приедем в больницу и проведаем Шона. Уверена: без борьбы он не сдастся. Не тот он человек, чтобы уйти из жизни, не хлопнув дверью на прощание.
Мабри горько усмехнулась.
– Да, Кэсс, ты права. Шон никогда не мог устоять перед соблазном закатить сцену. Он еще побунтует. Я вполне допускаю, что завтра он уже будет сидеть на кровати, раздавать налево и направо автографы и готовить соглашение по новому роману.
– Думаю, сначала надо закончить предыдущий, – высказалась Кэссиди.
Мабри метнула на нее странный взгляд.
– Как, разве ты не знаешь? Он закончил работу дней десять назад, еще до нашего отъезда в Ист- Хэмптон. Рукопись уже готова для отправки редактору.
Кэссиди показалось, что пол уходит у нее из-под ног.
– Нет, – медленно сказала она. – Он мне не говорил.
– Понятно, – кивнула Мабри. – Должно быть, боялся тебе показать. Учитывая противоречивость твоего отношения к Ричарду Тьернану.
– Противоречивость? – нахмурилась Кэссиди. – О нет, Мабри, я отношусь к Ричарду Тьернану вполне определенным образом.
– Вот как? – переспросила та. – И как же?
Кэссиди заставила себя улыбнуться.
– А вот это уже не твое дело, – шутливо ответила она. – Пойдем такси возьмем.
– А ты не хочешь перед уходом взглянуть на Шона?
– Нет, – отрезала Кэссиди. – Боюсь, что я не устою перед искушением и прикончу его. Мы бы, конечно, сэкономили на врачах, но зато потратились на судебные издержки. Словом, ему же лучше меня не видеть в данный момент.
– Почему ты так на него злишься, Кэсс? – спросила Мабри. – Ты ведь прекрасно знаешь, как умело он манипулирует людьми, заставляя их плясать под свою дудку. Ведь ты в курсе, что он вынашивал тайные планы насчет вас с Ричардом.
– Да, я об этом догадывалась, – понуро ответила Кэссиди. – И мне здорово не понравилось, когда я получила неоспоримые доказательства.
– А ведь он так тебя любит! – вздохнула Мабри.
Кэссиди воззрилась на нее исподлобья.
– Я всегда представляла отцовскую любовь несколько иначе, – сказала она.
– Не суди его слишком строго.
Кэссиди лишь покачала головой.
– Он не осмелится умереть, прежде чем я не выскажу ему все, что я о нем думаю, – сказала она. – Поехали домой.
Предрассветный Нью-Йорк встретил их непривычной тишиной. Выйдя из такси перед отцовским домом на 72-й улице, Кэссиди невольно припомнила обстоятельства, при которых покидала его. Тогда она тоже вернулась сюда ночью на такси, собираясь припереть Ричарда к стенке, но застала квартиру пустой. Что ж, по крайней мере в этот раз ей нечего беспокоиться по поводу Ричарда.
Кэссиди никогда прежде не замечала, чтобы в центре Нью-Йорка было настолько тихо, но сейчас, пока обшитый ореховыми панелями лифт старого, довоенной постройки, дома возносил их с Мабри на двенадцатый этаж, ей показалось, что во всем здании тихо, как в фамильном склепе.
Воздух в квартире оказался на удивление свежим. Должно быть, Бриджит недавно убиралась, с облегчением подумала Кэссиди. Сама она не помнила, в каком состоянии оставила квартиру, когда очертя голову устремилась в Англию, в погоню за Ричардом.
Кэссиди без труда удалось уложить Мабри под пуховое одеяло на огромную кровать, которую ее мачеха делила с Шоном, и вручить ей стакан чистого виски без льда.
– Я сейчас могу неделю проспать, – пробормотала Мабри, откидываясь на подушки и закрывая глаза.
– Везет тебе, – вздохнула Кэссиди. – А я уже не смогу сомкнуть глаз. И почему до сих пор не придумали никаких средств для быстрой акклиматизации?
Тишина, казалось, стала осязаемой. Кэссиди надеялась было, что Мабри уснула, когда та вдруг открыла глаза и спросила:
– О какой акклиматизации ты говоришь, Кэсс?
Вопрос прозвучал совершенно естественно, да и голос Мабри был совершенно спокоен. Но Кэссиди безмолвно уставилась на нее, словно язык проглотила.
Впрочем, отвечать ей и не пришлось. Мабри отставила опустевший стакан на ночной столик, закрыла глаза и почти мгновенно погрузилась в сон.
Кэссиди же просидела у изголовья кровати мачехи еще несколько минут, панически боясь малейшим неосторожным движением вывести Мабри из зыбкого сна. Когда же она наконец позволила себе
