— Мне страшно, — призналась она. — Кровь за кровь… У меня такое ощущение, что его смерть принесет нам новые несчастья.
— Я вижу, ты засиделась дома. Стала рассуждать как аристократка. Суеверной сделалась… Нам в часть нужна стенографистка. Пойдешь?
— Пойду! — не задумываясь, ответила Ася.
Между тем Бухара жила своей вековечной жизнью. Убрали поздние фрукты, собрали грецкий орех. Поверх обычного платья для тепла и мужчины, и женщины надели чапаны.
Стало прохладно. Но разве прохладу туркестанской осени сравнишь с погодой хотя бы ярославского сентября? Вознесенские скучали по родным местам, но знали — не скоро Алексея переведут в Россию. Неспокойно было в Бухаре.
Ася стала работать в части у мужа стенографисткой. Научилась быстро записывать и печатать на машинке. Когда возвращались с Алексеем домой, издали высматривали старую чинару, на которой обязательно в это время висели Маруся с Юликом, ожидая их возвращения. Вечерами они частенько отправлялись гулять по городу — Юлиан верхом на плечах отца и Ася с Марусей.
Однажды Зульфия принесла из города новость — Арсланбек бежал.
— Куда бежал? — не поняла Ася. — Откуда бежал?
— Взял старшего сына и ушел за перевал. А всех жен оставил. В его доме теперь стон стоит.
— Как же так? Пятерых жен с детьми оставил, пусть как хотят?
— Ну да. Жену-то он себе новую возьмет, а сын — наследник. Их было два наследника в семье — Исламбек и Арсланбек, а теперь Исламбек расстрелян, остался один Арсланбек. Арсланбек стал главным. Забрал золото семьи, спрятанное в горах, и ушел за перевал.
— Ловко.
Впрочем, бегство Арсланбека несколько успокоило Асю, у которой из головы не шли слова Исламбека о мести. Отряд разгромлен, брат убежал — мстить некому. Страх уже несколько притупился и стал забываться, когда однажды вечером чинара возле дома Зульфии оказалась пуста.
У Аси сердце кольнуло. Никогда мальчик не пропускал момент их возвращения. Что-то случилось.
— Бегают где-нибудь, — предположил Алексей.
Она ничего не сказала, но когда во дворе им навстречу выбежала перепуганная Маруся, Ася поняла, что предчувствия не обманули.
— У Юльки жар! — выпалила Маруся. — Весь горит и дышит тяжело!
Юлиан лежал на сундуке, покрытом одеялом. Рядом сидела Зульфия, прикладывала к лицу ребенка мокрое полотенце.
Увидев мать, мальчик молча протянул руки. Из его груди вырывался сиплый хрип.
Ася держала сына за горячие ладошки.
— Что это, Алеша? — тревожно спросила Вознесенского. — Он вчера еще был совсем здоров! Что это?
— Я привезу фельдшера, — бросил Алексей и ушел.
Зульфия принесла кумган с горячим питьем, но едва Ася попыталась влить ребенку хоть глоток, он начал задыхаться и кашлять.
Маруся заплакала.
— Маруся, принеси уксус! — приказала Ася, не позволяя себе расслабиться ни на миг. — Принеси чистой воды и налей в блюдо.
Она протерла горячие ручки и ножки ребенка, но он продолжал пылать.
Время повисло над домом Зульфии, не хотело двигаться. Казалось, Алексей отправился за фельдшером очень давно, но их все не было.
Фельдшер прибыл поздно ночью. Осмотрев больного, покачал головой:
— Похоже на скарлатину. Но возможно, и дифтерит. Чтобы поставить точный диагноз, необходимо подождать. Если появится сыпь, то…
— Ждать? Но чем же помочь ребенку? Ему трудно дышать, у него жар!
— Нужно подождать. Пока подавайте жаропонижающее.
К утру стало ясно, что у Юлиана дифтерит. Облегчения не наступало. Ася не отходила от постели слабеющего сына. Едва она пыталась подняться за какой-нибудь надобностью, мальчик открывал глаза и еле слышно просил:
— Мамочка, не уходи!
Вознесенский вновь привез фельдшера. Тот ввел противодифтеритную сыворотку. Но и следующий день не принес облегчения. Юлиан страшно ослабел. К вечеру он уже никого не узнавал, лекарства принимать не мог. Из груди его вырывался мучительный хрип, который слышен был даже на террасе, где нервно курил Вознесенский. В доме все стихло. Не слышно было шумных детей Айгуль и Усмана — никто не бегал во дворе. В доме поселилась беда.
Ася отправила Марусю к соседке, сама достала из-под белья глубоко запрятанные две иконы — Спасителя и Богоматери. Она молилась, а хрипы сына сотрясали воздух.
Она просила о чуде, но знала, что недостойна чуда. Она отодвинула веру, спрятала ее глубоко, приняв условия жестокой игры под названием жизнь. Она подчинилась — убрала иконы, без которых не представляла себя с раннего детства. Бог дал ей ребенка и теперь забирает его. Но ведь он мог забрать и ее, Асю!
«Почему же ты всегда оставляешь меня и подвергаешь новым испытаниям? — вопрошала она. — Зачем? Лучше оставь это невинное дитя и забери меня!»
Слезы она выплакала за эти долгие дни, их не осталось. Она лишь повторяла, глядя сухими глазами в синюю тьму ночи: «Почему ты оставляешь мне жизнь всякий раз, когда я оказываюсь на краю пропасти? Зачем мне жизнь без него?»
День оказался еще тяжелее, чем ночь. Ребенок таял на глазах. Ася стояла на коленях рядом с постелью и держала сына за руки. К вечеру не осталось надежды.
Личико сына совсем посинело, глазки закатились. Ася дотронулась до ножек — они были холодные.
Вошел Вознесенский, сел напротив. Вот оно, пророчество Исламбека. Кровь за кровь. Этому нет конца. Но почему — ребенок?!
Они оба были рядом, когда Юлиан сделал последний вздох. Алексей закрыл ребенку глаза.
Долго сидели молча. Ася — как каменная, Алексей — обхватив голову руками. Затем она поднялась и, пошатываясь, подошла к столу.
Ася зажгла свечи и достала Священное Писание.
— Я хочу, чтобы все было как нужно, Алеша. Почитай над ним Псалтырь. Больше некому.
Губы Вознесенского беспомощно дернулись. Он посмотрел на жену воспаленными от бессонницы глазами:
— Не могу я, Ася. Какой из меня теперь псаломщик? У меня руки по локоть в крови!
Она с минуту смотрела на него, не понимая.
— Ничего, Алеша, ничего. Читай.
Ася двигалась, как во сне. Она доставала чистую одежду сына, из простынки сделала саван, обмыла ребенка. Все эти скорбные необходимые действия производились под тихое чтение Псалтыри.
Похоронили Юлиана на солдатском кладбище за городом. Первое время Ася не могла совсем находиться дома, каждый день уходила на кладбище, погружаясь в тоску о сыне всем существом. Несколько месяцев короткой здешней зимы Ася прожила как в чужом сне — не узнавая мест, людей, не имея желаний. Она не ходила на работу. Не могла заставить себя пойти на базар. Это могло продолжаться бесконечно, если бы не Зульфия.
Однажды она зашла и застала свою постоялицу без движения лежащей на кровати. Ася смотрела в одну точку и не отреагировала на появление хозяйки.
