быть устлана ковром и освещена многочисленными факелами. Не может такой человек, как ее брат, пробираться в свою спальню по глухой, узкой лестнице, будто сдавленной каменными стенами.
Как же узнать, куда ведут эти ступени? Оказалось — очень просто. На небольшую, скупо освещенную площадку выскочила служанка с бледным худым лицом и испуганно замахала на Элис руками.
— Нельзя, нельзя, не ходите сюда, миледи, — негромко воскликнула женщина,
— Почему?
— Грендель. Он живет здесь. Держитесь подальше от него, миледи, возвращайтесь скорее в свою комнату, пока демон не учуял вас.
— Не учуял? — переспросила Элис.
— Ну да. Ведь Грендель — чудовище. Он пожирает людей. Вынюхивает их повсюду, словно охотничий пес.
— А тебя он почему не съел? — Элис не собиралась отступать.
Женщина тяжело вздохнула, смущенно потупилась и ответила:
— Наверное, я слишком стара. Он и не позарился.
— Ну что ж, если я покажусь ему лакомым кусочком, пусть он попробует перекусить мною, — отважно заявила Элис. — А ну прочь с дороги. Прочь, или я расскажу Саймону Наваррскому, что ты распускаешь о нем вздорные слухи!
Служанка побледнела, но не тронулась с места.
— Это не слухи, — прошептала она, — и вы в этом вскоре сами убедитесь. Вы пожалеете об этом, миледи.
Элис молча отодвинула ее в сторону и прошествовала мимо. Сказать по правде, ей совсем не хотелось подниматься дальше, под самую крышу башни, но что же делать! Не возвращаться же — так, словно ты испугалась каких-то бабьих сплетен? «Придумают тоже — людоед!» — мысленно возмутилась Элис.
Горящие факелы на стенах попадались все реже, словно тому, кто обитал на этих этажах, свет был вовсе не нужен. Теперь Элис почти ничего не видела и шла буквально на ощупь, выставив перед собой правую руку.
«Нечего бояться, — неустанно твердила она самой себе. — Совершенно нечего бояться. Ничего он страшного сделать не сможет. Подумаешь, Грендель! Пугало для детей малых!»
Но только почему же тогда Элис с каждым шагом все больше и больше ощущала себя как раз маленькой испуганной девочкой, потерявшейся во мраке ночи?
Она поднялась на верхнюю площадку и остановилась, чтобы немного отдышаться и успокоить бешено бьющееся сердце. Выше была только открытая площадка башни с зубчатыми стенами, а прямо перед Элис — тяжелая, плотно прикрытая дверь. Из-под нее не пробивался ни единый лучик света. Элис молча смотрела на массивную дубовую ручку, вырезанную в виде львиной головы. Вот сейчас она потянет за эту ручку и увидит там, внутри, за раскрытой дверью… Что она увидит?
А если он оборотень? Из тех демонов, что меняют облик, когда их никто не видит, превращаясь в заросшие козлиной шерстью исчадия ада — с копытами и острыми рогами. Можно представить, насколько должен быть ужасен Грендель — а ведь не напрасно Саймона Наваррского называют этим именем — в своем истинном обличье! Быть может, он уже успел превратиться в чудовище и собирается искать в залитых лунным светом переходах Соммерседжа свою очередную жертву? Или сидит в глубине своей комнаты, сливаясь с темнотой, и терпеливо ожидает безрассудного смельчака, который посмеет переступить запретный порог. И тогда острые клыки вопьются в человеческую плоть, жарко запахнет свежей кровью, и демон начнет свое ночное пиршество.
«Не сходи с ума! — одернула себя Элис. — И потом, разве не ты сама решила навестить волшебника среди ночи? Нечего трястись от страха, если уж не могла дождаться утра!»
Она вспомнила долгий задумчивый взгляд, которым окинул ее Саймон Наваррский как раз в тот момент, когда Ричард распорядился, чтобы он поухаживал за Клер. Нет, нет, прочь сомнения и тревоги. Он — человек, не больше и не меньше. И не тревожься ни о чем, ведь ты — сестра его господина! Он ничего не посмеет сделать тебе, ровным счетом ничего!
Немного успокоив себя этими мыслями, Элис подняла руку и чуть слышно постучала в дубовую дверь. Ответа не последовало. Тогда Элис тихонько потянула дверь на себя, осторожно заглядывая в расширяющуюся щель.
Ярко разожженный огонь в камине. Ну что ж, погода на дворе зябкая, осенняя, и огонь в такую ночь — истинное спасение в каменном промозглом мешке замка. Мебель скудная, старая, на стенах потертые, потемневшие от времени гобелены.
— Решили навестить меня, леди Элис?
Голос Гренделя раздался, казалось, ниоткуда — глубокий, звучный, обволакивающий. Элис стоило большого труда не ринуться, не разбирая дороги, назад по узким, едва освещенным коридорам и переходам замка. Возможно, удержало ее на месте то, что это был человеческий голос, в котором не было ничего потустороннего. Красивый, волнующий голос, от которого невольно так сладко сжимается внутри.
Элис вошла в комнату, прищурила глаза, привыкая к свету. Маг сидел возле камина в деревянном рассохшемся кресле и, не отрываясь, смотрел на ночную гостью. Языки пламени бросали на его лицо странные пляшущие тени, отчего оно казалось текучим, постоянно меняющимся.
«Словно река», — подумалось Элис.
Она приблизилась к камину и начала не торопясь:
— Я хотела говорить с вами, милорд Грен… Саймон.
Элис показалось, что она очень вовремя успела исправить собственную ошибку и не произнесла того, чего не следовало произносить. Ей хотелось надеяться, что маг ничего не заметил.
— Весьма польщен, миледи, — откликнулся Саймон, по-прежнему оставаясь в тени. — Вы предпочитаете оставаться возле двери или соизволите пройти в глубь комнаты? Если вы заботитесь о своей безопасности, то могу поклясться: я не стану пить вашу кровь и терзать вашу плоть.
В его словах не слышалось ни горечи, ни раздражения. И то сказать, за столько лет он успел уже привыкнуть и к своему новому имени, и ко всему, что с ним связано. Часто ему только на руку был тот страх, который охватывал окружающих при звуке его имени. Страх — могучее оружие, если уметь им пользоваться! Саймон Наваррский умел.
Элис осторожно прошла в глубь комнаты, тревога не покидала ее. Вид мирно горящих свечей, стоявших на столе в массивном бронзовом подсвечнике, несколько успокоил ее. Но в следующую секунду массивная входная дверь за ее спиной вдруг захлопнулась — так туго и неожиданно, словно ее прикрыли невидимые руки. Элис вздрогнула.
Ей очень захотелось закричать от ужаса, но она сумела сдержать себя. Напряженная, скованная, бледная, в эту минуту она жалела о том, что бог не дал ей такого роста, как Клер, но еще больше жалела о том, что вообще находится здесь. Какой маленькой и жалкой она казалась самой себе!
Маг продолжал смотреть на нее, и Элис в глубине души была рада тому, что он не подходит ближе. Это оставляло ей какую-то, пусть самую маленькую, надежду. Но как только он поднимется с кресла, она…
Элис не знала, что она тогда предпримет. Саймон спокойно сидел, и она надеялась лишь на то, что ему просто не захочется шевелиться. Все-таки хорошо вот так сидеть в кресле у огня.
— Прошу простить меня за то, что я сижу перед вами, миледи, — произнес чародей, словно отвечая на тайные мысли Элис. — Присядьте и вы, сделайте милость.
Элис испуганно огляделась, выискивая самое безопасное место, куда ей можно было бы усесться.
Она прекрасно понимала, что ведет себя глупо, тем более что, помимо кресла, в котором сидел хозяин, в комнате был всего лишь один стул — дубовый, почерневший от времени. Можно было еще сесть на пол, но это, согласитесь, было бы чересчур смело для леди — даже во время визита к чародею. Элис молча села на единственный в комнате стул. Лицо мага по-прежнему оставалось в тени, и Элис чувствовала себя неловко оттого, что не может рассмотреть выражения глаз Саймона.
«Осторожно, Элис, — предостерегла она саму себя. — Не забывай, что перед тобой враг. Коварный и страшный враг, готовый поломать жизнь твоей сестры».
Какое-то время они молчали. Потрескивал в камине огонь, да уныло кричала где-то вдалеке ночная птица. В комнате было тепло, даже жарко, и пахло дымом из камина, кожей, сухими травами и какими-то незнакомыми Элис тонкими пряностями.
