самый метод, который матушка мсье Моро винила в появлении на свет всех его бесчисленных братиков и сестричек, — старик тотчас предположил, что у мадам Ладусет есть тайный любовник. На самом деле лист просто упал с букета, висевшего на стене, — еще одного оружия из арсенала мадам Ладусет в борьбе против ураганов и бурь. Обескураженный мыслью о сопернике, мсье Моро не только забыл о насущной потребности помочиться, но и лишился всяческого желания признаваться в чувствах мадам Ладусет. Вместо этого он вернулся домой, взглянул на свою жену, подумал, что та вовсе не так дурна, как ему казалось, и побрел в сад — собирать разбросанные дрова, чтоб ему было чем согреть ее зимними вечерами.
Было уже за полдень, когда селяне, валявшиеся вповалку на полу бара «Сен-Жюс», зашевелились, разбуженные визгливым зовом своих желудков, который уведомил их, что дело идет к обеду. Первым от сна пробудился Фабрис Рибу. В силу особой привилегии владелец бара всю ночь спал на стойке, избежав тем самым кошмарной неразберихи рук и ног на полу. Полагая, что он в постели у себя дома, Фабрис Рибу перекатился на бок, потянулся за стаканом с водой на тумбочке — и тут же рухнул на Ива Левека, став причиной единственного за последние двадцать четыре часа перелома. После того как односельчане уладили споры насчет того, где чьи конечности, они поднялись на колени и через какое-то время смогли встать на ноги. Мало-помалу они сообразили, что могут сфокусировать зрение, и даже вспомнили свои имена. Когда пошатывающаяся толпа вывалилась из бара и узрела ужасающее состояние, в котором находилась их родная деревня, все тотчас же воспрянули духом: ведь перспективы покупки недвижимости в Амур-сюр-Белль англичанами стали еще туманнее. Разойдясь по домам, жители присосались к водопроводным кранам — так, словно никак не могли утолить нестерпимую жажду, — и лишь после этого занялись делом, пытаясь разыскать то, чего лишились, и прибрать к рукам то, что по случаю залетело в их огороды и сады.
Гийом Ладусет — единственный, кого похмелье обошло стороной, — проснулся на несколько часов раньше других. Однако выбраться из бара сразу сваха так и не смог, ибо был пришпилен к полу громадной тушей Патриса Бодэна. Освободившись, он еще несколько секунд лежал без движения, готовясь к атаке бесчисленных иголочек, и те не заставили себя ждать, вонзившись в каждую клеточку его тела с такой свирепостью, что у свахи перехватило дух. Когда боль немного отпустила, Гийом вышел на свежий воздух и тотчас же кинулся на поиски своей матушки. Пробравшись мимо козы, что расшвыривала помет по доскам пола в прихожей, точно шарики из детских игр, он нашел мадам Ладусет за кухонным столом, рядом с кучкой утиных перьев. С довольным видом старушка стегала пуховое одеяло, а на плите стояла посудина со свежеприготовленным фуа-гра.
Убедившись, что матушка цела и невредима, сваха поспешил к замку и обнаружил, что внутренний двор весь изрыт обломками каменных зубцов. Гийом пробрался сквозь останки крыши часовни и рухнувшего остова билетной будки, толкнул выбеленную солнцем входную дверь и громко позвал Эмилию Фрэсс. Но ему ответила тишина. После трех часов отчаянных и бесплодных поисков Гийому удалось обнаружить лишь нелепые средневековые туфли владелицы замка: как и накануне, те одиноко стояли в прихожей, возле скелета ламы. Желудок свахи скрутило от мрачных предчувствий, и он кинулся в лес. Он звал и звал Эмилию, карабкаясь поверх искореженных деревьев с их длинными, извилистыми, вывороченными наружу корнями. Потом, не зная, что делать, вернулся к себе в «Грезы сердца». Он как раз выносил на улицу цветочный ящик Жильбера Дюбиссона, когда проходивший мимо плотник Дидье Лапьер сообщил, что из всех жителей в деревне недосчитались только Эмилии Фрэсс. Сваха, у которого с утра во рту не было ни крошки — отчаяние начисто лишило его аппетита, — снова помчался в замок. Обшарив каждый уголок, он прочесал все окрестные поля и, вооружившись фонарем, вновь отправился в лес, где жуки-олени совершали ночной полет вокруг каштанов, их черные рога-клещи устрашающе вырисовывались на фоне розового блюдца луны. С рассветом Гийом вернулся домой ни с чем. Выдвинув ящик ночного столика, он достал складной охотничий «нонтрон», на самшитовой рукоятке которого были выжжены старинные узоры, лег на кровать, положил нож во впадинку на своей грудине — служившей, по словам его деда, замечательным местом для соли, куда так удобно макать сваренное вкрутую яйцо, — и попытался уснуть. Но сон так и не пришел.
На следующее утро комитет по организации праздников объявил, что торжество, посвященное чудесному исцелению Патриса Бодэна от вегетарианства, состоится во второй половине дня. Большинство местных жителей надеялись, что факт возвращения аптекаря к нормальной жизни поднимет жалкую репутацию Амур-сюр-Белль на общем фоне Зеленого Перигора. Но это была далеко не единственная причина, почему обитатели деревни были благодарны Патрису Бодэну за его возвращение. С появлением аптекаря отпадала необходимость таскаться за рецептами аж в Брантом, но самое главное — неожиданное явление Патриса Бодэна в баре «Сен-Жюс» отвлекло подпивших сельчан от признаний в их гнусных грешках.
В кои-то веки обошлось без споров насчет меню. Под рухнувшими надгробиями обнаружилось четырнадцать придавленных цыплят, пять погибших коров подобрали на трех Рю-дю-Шато, семь бездыханных свиней стащили с крыш домов, из пересохшего рва выудили множество скончавшихся уток, а облысевшее кукурузное поле обрамляли пунктиром восемь овечьих туш.
Стоило обитателям Амур-сюр-Белль прослышать, что для подготовки намечающейся пирушки нужны помощники, как они тотчас же побросали своих раненых и кинулись доставать с чердаков вертелы и барбекю. Те, кому не удалось разыскать гастрономический инструмент, спустились в погреба и принялись мастерить новый из того, что попалось под руку. После чего все дружно снесли свои агрегаты на поле, где члены комитета по организации и проведению праздников уже украшали изгороди вывороченными из земли подсолнухами. После того как односельчане по достоинству оценили мастерство и изобретательность друг друга, на вертелы — два из которых вращались с помощью велосипедных колес — нанизали мясо, мариновавшееся еще с вечера в бесполезных ваннах.
Гийом Ладусет, чей мозг буквально кипел от недосыпа, а желудок крутило от нараставшей тревоги, не имел ни малейшего намерения участвовать в празднестве. Поблагодарив стекольщика за то, что тот так быстро откликнулся на его зов, сваха поднял подушку с вышитым вручную редисом, вынес на улицу и стряхнул с нее несколько комочков земли. После чего вернулся в контору и решил еще раз подмести пол. Гийом как раз убирал веник на место, когда открылась входная дверь. Это был Стефан Жолли.
Друзья обнялись, и булочник направился к креслу с облупившейся инкрустацией. Ботинки Стефана Жолли были перепачканы мукой больше обычного — ведь ему пришлось встать к печи с самого рассвета, чтобы обеспечить праздник пирожными и хлебами. Гийом Ладусет, босые ступни которого привычно искали под столом местечко попрохладнее, извинился за то, что ему пришлось так спешно сорваться с места во время рыбалки. Наполнив два бокала «Бержераком», он предложил другу грецкий орех, от которого тот вежливо отказался, ибо и свои-то не знал куда девать. А затем Гийом рассказал булочнику о своей беззаветной любви к Эмилии Фрэсс; о том, как он все-таки решился ответить на ее письмо спустя двадцать девять лет; как совершил самый романтичный из всех возможных поступков, спрятав ответ в одном из приготовленных булочником milles-feuilles; как Эмилия не поняла, что письмо от него, поскольку сдобренный ромом creme patissiere размочил бумагу и владелица замка проглотила кусочек с подписью. Но самое ужасное, добавил сваха, и тяжесть на сердце свела его голос почти до шепота, что Эмилию до сих пор не нашли, а кое-кто из односельчан уже поговаривает о том, чтобы исправить число на знаке при въезде в Амур-сюр-Белль, который велит проезжающим снизить скорость, ибо «нас здесь всего 33».
Булочник подлил другу вина и заверил, что Эмилия непременно найдется, прибавив для убедительности, что даже Патрис Бодэн и тот в конце концов объявился. После чего сказал, что на месте Гийома он первым делом обыскал бы сады односельчан и, прочесав огороды, продолжил бы поиски в лесу.
— Я уже всюду смотрел, — грустно ответил сваха.
Сославшись на то, что ему пора возвращаться к работе, Стефан Жолли встал. Но перед уходом он поблагодарил сваху за роль, которую тот сыграл в его знакомстве с очаровательной Сильветтой Бо, — ведь если б не слух, что в одном из его пирожных обнаружилось чье-то любовное послание, она никогда не зашла бы в его булочную. Еще булочник поблагодарил Гийома за подъем в бизнесе, который принесли ему
